— Тут, мне кажется, вы бессильны,— ответил он.— Миссис Болд, по-моему, уже помолвлена с другим.
— Следовательно, остального вы не отрицаете?
— Вы допрашиваете меня не слишком честно,— заметил он.— И не знаю, почему я вам отвечаю. Миссис Болд очень красива и так же умна. Знать ее и не восхищаться ею невозможно.
— Следовательно, вы считаете нашу вдовушку очень красивой?
— Да, разумеется.
— И по вашему мнению, она украсила бы дом священника в приходе Святого Юолда?
— Такая женщина украсила бы дом любого человека.
— И у вас хватает дерзости сказать мне это! — воскликнула она.— Хотя я, как вам прекрасно известно, сама считаюсь красавицей и сейчас принимаю так близко к сердцу ваши дела, у вас хватает дерзости сказать мне, что миссис Болд, по вашему мнению,— самая красивая женщина в мире?
— Я этого не говорил,— возразил он.— Вы красивее...
— Ну, вот это уже лучше! Не могли же вы и в самом деле быть столь бесчувственным.
— Вы красивее и, возможно, умнее.
— Благодарю вас, благодарю вас, мистер Эйрбин! Я знала, что мы будем друзьями.
— Но...
— Ни слова больше. Я ничего больше не хочу слышать. Говори вы хоть до полуночи, ничего лучше вы не скажете.
— Но, госпожа Нерони, миссис Болд...
— Довольно о миссис Болд. Ужасная мысль о стрихнине уже приходила мне в голову, но второе место я уступаю ей охотно.
— Ее место...
— Я не хочу ничего слышать ни о ней, ни о ее месте. Я удовлетворена, и этого достаточно. Однако, мистер Эйрбин, я умираю от голода. Хоть я и красива и умна, но, как вам известно, сама к пище я пойти не могу, а вы мне ее не несете!
Это, во всяком случае, было верно, и мистеру Эйрбину пришлось отправиться в залу и позаботиться о синьоре.
— А вы? — спросила она.
— Я не голоден. Я никогда не ем в это время дня.
— Ах, мистер Эйрбин, не позволяйте любви лишать вас аппетита. Со мной этого никогда не бывает. Налейте мне еще полбокала шампанского и идите к столу. Миссис Болд выцарапает мне глаза, если вы останетесь со мной дольше.
Мистер Эйрбин подчинился. Он забрал ее тарелку и бокал, ушел в залу, взял со стола бутерброд и принялся жевать его в уголке. Вслед за ним в залу вошла мисс Торн, не присевшая в этот день ни на минуту, и, увидев его, очень расстроилась.
— Ах, милый мистер Эйрбин! — сказала она.— Неужели вы еще не сели? Я так огорчена! И не кто-нибудь, а вы! Мистер Эйрбин заверил ее, что он только что вошел.
— Тем больше причин не терять времени. Я сейчас найду вам место. Спасибо, милочка,— добавила мисс Торн, заметив, что миссис Болд хочет встать,— но не надо, не надо, не то все дамы сочтут себя обязанными последовать вашему примеру. Может быть, мистер Стэнхоуп, если он кончил... На одну минуту, мистер Стэнхоуп, пока я не найду еще стул.II Берти был вынужден уступить место своему сопернику. Он сделал это, как делал все, с добродушной шутливостью, так что мистер Эйрбин не мог отказаться.
— “Достоинство его да приимет другой!”— заявил Берти (цитата эта, безусловно, не слишком подходила ни к случаю, ни к тому, к кому она была обращена).— Я вкусил и сыт. Мистер Эйрбин, прошу, займите мой стул. Жаль только, что это все-таки не епископский трон.
Мистер Эйрбин сел, а миссис Болд тотчас поднялась, точно намереваясь удалиться со своим соседом.
— Прошу вас, не вставайте! — сказала мисс Торн, заставляя Элинор снова сесть.— Мистер Стэнхоуп вас не покинет, он останется стоять позади вашего стула, как истинный рыцарь. Да, кстати, мистер Эйрбин, позвольте представить вам мистера Слоупа. Мистер Слоуп — мистер Эйрбин.— И названные джентльмены сухо поклонились друг другу через Даму, на которой оба намеревались жениться, а третий джентльмен, питавший то же намерение, стоял позади ее стула и смотрел на них.
Мистер Эйрбин и мистер Слоуп встретились друг с другом впервые, но минута эта мало подходила для сердечной беседы, даже если бы такая беседа и могла между ними завязаться. Теперь же у всех четверых словно отнялись языки. Мистер Слоуп, выжидавший благоприятного случая, пока бездействовал. Он рассчитывал перехватить Элинор, когда она встанет из-за стола, и хотел бы, чтобы это случилось поскорее. Совсем иные чувства владели Берти. Злосчастный час надвигался неумолимо — зачем же ускорять его приближение? Он решил жениться на Элинор Болд и собирался еще до вечера провести предварительную разведку. Но времени у него было достаточно. Не делать же предложение за столом! И, любезно уступив мистеру Эйрбину место, он готов был позволить ему разговаривать с будущей миссис Стэнхоуп все время, пока они будут сохранять эту позицию.
Мистер Эйрбин, поклонившись мистеру Слоупу, начал молча есть. Ел он машинально, так как глубоко задумался. Но больше всех заслуживала жалости бедняжка Элинор! Единственный друг, на которого, как ей казалось, она могла положиться,— Берти Стэнхоуп,— по-видимому, намерен был ее покинуть. Мистер Эйрбин хранил молчание. Она коротко ответила на какое-то замечание мистера Слоупа, а потом, не выдержав, все-таки встала и поспешила вон из залы. Мистер Слоуп кинулся за ней, опередив Берти, Маделина Нерони, оставшись одна, невольно задумалась над необычным разговором, который она вела с этим необычным человеком. То, что она ему говорила, она говорила вовсе не для того, чтобы он считал ее слова правдой, но он отвечал ей с полной искренностью. И она это поняла. Она выведала у него его тайну, а он как будто не умел пользоваться обычной человеческой привилегией — не умел лгать и простодушно обнажил перед ней свое сердце. Он любил Элинор Болд, но ее считал красивей Элинор. Он хотел бы назвать Элинор своей женой, но признавал, что она более умна. Да, он просто не был способен маскировать свои мысли и malgre lui отвечал только правду, хотя эта правда была ему очень тяжела.
Этот учитель человеков, этот оксфордский мудрец, эта квинтэссенция квинтэссенции университетского совершенства, этот автор богословских трактатов, этот церковный оратор был перед ней ребенком; она вывернула его наизнанку и прочла его заветные тайны, точно он был молоденькой девушкой. Такая беззащитность не могла не внушить ей презрения, и все-таки он ей нравился. Подобная черта в характере мужчины была ей внове. К тому же она чувствовала, что ей никогда не удастся заставить его делать глупости, как она заставляла Слоупов и Торнов. Она чувствовала, что никогда не вырвет у мистера Эйрбина неискренних клятв и не принудит его слушать многозначительную чепуху.
Было ясно, что мистер Эйрбин без памяти влюблен в миссис Болд, и синьора с весьма непривычной доброжелательностью задумалась над тем, как ему помочь. Разумеется, первый шанс следует предоставить Берти. Ее семья решила, что он должен жениться на вдове Болд, если ему это удастся. Маделина прекрасно знала, как ему нужны деньги, помнила, чем она обязана сестре, и не собиралась мешать осуществлению этого превосходного плана, если бы он оказался выполнимым. Однако она сильно подозревала, что он невыполним. Она считала, что миссис Болд вряд ли примет предложение такого человека, как Берти, и говорила об этом Шарлотте. Ей казалось, что у мистера Слоупа больше шансов на успех, а лишить мистера Слоупа жены было бы для нее не в труд, а в радость.