Он извинился перед своим собеседником, сославшись на какую-то нелепую причину, и поднялся на лужайку к дамам.
— Предложи же руку миссис Болд,— велела Шарлотта.— Я объясню тебе, какой рыцарский долг ты должен незамедлительно исполнить. Боюсь, впрочем, что особая опасность тебе не грозит, так как твой противник — священник.
Берти немедленно предложил руку Элинор и пошел между ней и сестрой. Он слишком долго жил за границей и не приобрел английскую привычку подавать обе руки двум дамам одновременно — манера, кстати, которая иностранцам представляется почти двоеженством или какой-то формой мормонства.
Затем сестра поведала ему о выходке мистера Слоупа. Уши Элинор запылали — и не без причины. Зачем было вообще говорить об этом, и тем более мистеру Стэнхоупу, и тем более в ее присутствии? Она знала, что поступила дурно, и мучилась, не видя никакого выхода, никакого способа оправдаться в собственных глазах. Шарлотта щадила ее как могла, представила дело так, будто мистер Слоуп просто выпил лишнюю рюмку, и сказала, что все это пустяки, но необходимо принять меры, чтобы не допустить мистера Слоупа в карету.
— Этого миссис Болд может не опасаться,— объявил Берти.— Мистер Слоуп уже час как уехал. Он сказал мне, что неотложное дело призывает его в Барчестер.
— Значит, он был не настолько пьян, чтобы не устыдиться своего поведения,— заметила Шарлотта.— Что же, милочка, одной трудностью меньше. А теперь я оставлю вас на попечение вашего верного рыцаря и поскорее отправлю Маделину. Карета, наверное, приехала, Берти?
— Она ждет уже час.
— Прекрасно. До свидания, душечка. Мы ждем вас к чаю. Полагаюсь на тебя, Берти: приведи ее — даже силой, если понадобится.— И Шарлотта быстро ушла, оставив брата наедине с вдовой.
Тут Элинор пришло в голову, что раз мистер Слоуп уехал, нет никакой необходимости разлучать мистера Стэнхоупа с его сестрой Маделиной, которая так нуждается в его помощи. Ведь его оставили для того, чтобы он играл при ней роль часового и изгнал из кареты мистера Слоупа. Но мистер Слоуп сам себя изгнал, так почему бы Берти не поехать с сестрой? Во всяком случае, Элинор не видела никаких доводов против, о чем и сказала вслух.
— Пусть Шарлотта делает, как знает,— ответил Берти.— Она уже все устроила, и если мы что-нибудь изменим, начнется путаница. Шарлотта всегда все устраивает в нашем доме и правит нами, как деспот.
— Но как же синьора? — спросила Элинор.
— О, синьора прекрасно обойдется без меня. Ведь скоро ей все равно придется обходиться без меня,— добавил он, думая больше о каррарской мастерской, чем о барчестерских узах брака.
— Как? Разве вы нас покидаете? — спросила Элинор.
Уже говорилось, что Берти Стэнхоуп был беспринципен. Да, он, бесспорно, был беспринципен. Он не имел духовных качеств, которые удерживают человека от дурных поступков. Зло не казалось ему безобразным, а добро — прекрасным. Он был лишен тех чувств, которые помогают людям совершать хорошие поступки. Но, пожалуй, в нем не нашлось бы и тех чувств, которые толкают людей на преступления. Он беззаботно делал долги, не задумываясь над тем, получат его кредиторы свои деньги назад или нет. Но он не придумывал хитрых планов, чтобы присваивать чужое имущество. Если кто-то открывал ему кредит, это было дело того, кто открывал кредит. Берти же ни о чем не беспокоился. Занимая деньги, он поступал точно так же: ссылался на своего “родителя”, сообщал, что у “старичка” прекрасное состояние, и соглашался в возмещение хлопот выплачивать шестьдесят процентов. Все это он проделывал без малейших душевных терзаний, но на прямое мошенничество и обман никогда не шел.
Теперь ему было указано, что его долг — получить руку и состояние миссис Болд, и сперва он так на это и смотрел. О ней он не думал вовсе. Мужчины в его положении часто женились на деньгах, и он не видел, почему бы ему не сделать того, что делают все вокруг. И он согласился. Однако теперь дело начало представляться ему в ином свете. Он обязался поймать эту женщину, как кошка ловит мышь. Он должен был поймать ее и проглотить — и ее, и ее сына, и ее дома, и ее землю, чтобы сидеть с этих пор на ее шее, а не на шее своего отца. В этом была холодная, хитрая расчетливость, глубоко чуждая характеру Берти. Столь благоразумная предусмотрительность была противна всем его чувствам.
Ну, а если он преуспеет, что тогда? Удовлетворив кредиторов, отдав им половину состояния вдовы, он получит право тихонько и экономно жить в Барчестере на оставшуюся половину. Он будет исполнять свой долг, покачивая колыбель сына покойного мистера Болда, а самым бурным его развлечением будут чопорные званые вечера в Пламстеде, да и то лишь в том случае, если архидьякон смирится с этим браком и согласится принимать его у себя.
Такое будущее не могло прельстить Берти Стэнхоупа. Уж лучше каррарская мастерская и любые невзгоды, которые припасла для него судьба! Сама миссис Болд, несомненно, была весьма привлекательна, но и самая привлекательная женщина кажется противной, когда ее нужно глотать, как пилюлю. Однако он обещал сестре, а ссориться с ней он никак не хотел. Потеряв ее, он потерял бы всякую надежду на то, что ему еще могло перепасть из отчего кармана. Его мать была, по-видимому, совершенно равнодушна к тому, счастлив он или несчастлив, живет ли в благополучии или в нужде. Его отец при виде своего никчемного отпрыска с каждым днем хмурился все более грозно. Маделине же — бедной Маделине, к которой он был привязан больше, чем ко всем остальным,— хватало своих забот. Нет, он должен во что бы то ни стало сохранить хорошие отношения с Шарлоттой и исполнять даже самые суровые ее требования,— во всяком случае, притворяться, будто он их исполняет. Нельзя ли устроить как-нибудь так, чтобы и не рассердить Шарлотту, и не погубить вдову? Может быть, сделать Элинор своей сообщницей? Вот в каком настроении Берти приступил к решительному объяснению.
— Вы намерены покинуть Барчестер? — спросила Элинор.
— Не знаю,— ответил он.— У меня пока нет никаких планов. Но что-то сделать необходимо.
— Вы имеете в виду свою профессию?
— Да, мою профессию... Если это профессия!
— А разве нет? — удивилась Элинор — Будь я мужчиной, я предпочла бы ее всем остальным, кроме, пожалуй, живописи. Но вы, по-моему, одинаково сильны и в том и в другом.
— Да, примерно одинаково,— ответил Берти с легкой насмешкой над собой, зная, что ни живописью, ни скульптурой ему равно не заработать ни гроша.
— Меня часто удивляло, мистер Стэнхоуп, почему вы так мало трудитесь,— заметила Элинор, которая питала к своему собеседнику дружескую привязанность.— Конечно, я знаю, что говорить так — большая дерзость с моей стороны.
— Дерзость? — ответил он.— Наоборот, вы слишком добры, что принимаете участие в таком ленивом шалопае.
— Но ведь вы не шалопай, хотя, может быть, и ленивы немного. И я правда принимаю в вас участие, очень большое участие,— добавила она голосом, который чуть было не заставил его отказаться от принятого решения.— Говоря, что вы ленивы, я имела в виду только эти месяцы. Почему бы вам не начать серьезно работать в Барчестере?