И тогда он рассказал ей, потому что должен был рассказать кому-нибудь, иначе сойдет с ума. Самые страшные подробности Дэйв все-таки опустил. Он рассказал ей, как резали бензопилами трупы, категорически отказывавшиеся возвращаться в царство мертвых, но умолчал, что некоторые части мертвых тел продолжали шевелиться, кисти, отделенные от рук, все еще сжимались, ступни, отрезанные от своих ног, цеплялись за израненную пулями землю кладбища, словно пытались убежать. Раскромсанные части тел полили дизельным топливом и подожгли. Говорить об этом Мэдди было излишним – она сама видела погребальный костер в окно своего дома.
Позднее единственная пожарная машина острова Дженнесолт залила из шланга умирающее пламя, хотя трудно было представить себе, что пожар распространится, поскольку свежий восточный ветер сдувал искры в море. Когда на кладбище не осталось ничего, кроме вонючей сальной груды (эта масса по-прежнему кое-где вспучивалась, словно подергивался усталый мускул), Мэтт Арсенолт завел свой старенький, с покореженным отвальным лезвием катерпиллер «Д-9» и принялся раскатывать и уминать всю эту адскую массу. Лицо механика Мэтта было белее простыни.
***
Вставала луна, когда Фрэнк отвел в сторону Боба Даггетта, Дэйва Имонса и Кэла Партриджа.
– Я знал, что вот-вот это наступит, и оно наступило, – обратился он к Дэйву.
– О чем вы говорите, дядя Фрэнк? – спросил Боб.
– О моем сердце, – ответил Фрэнк.
– Проклятую штуку заклинило.
– Да бросьте, дядя Фрэнк…
– Я не хочу больше слышать «дядя Фрэнк это, дядя Фрэнк это», – произнес старик. – У меня нет времени выслушивать вашу болтовню. Я уже видел, как половина моих друзей отправилась на тот свет. В этом нет ничего особенного, могло быть и хуже: умирающие от рака испытывают страшные боли. Сейчас следует подумать о том, что случилось за последнее время, и потому я хочу принять меры, чтобы не ожить после смерти и не вылезти из могилы. Кэл, ты приставишь дуло своего ружья к моему левому уху. Дэйв, когда я подниму левую руку, ты сунешь ствол своего ружья мне под мышку. А ты, Бобби, направишь свой мне в сердце. Я начну читать молитву Господу нашему, и, когда произнесу «аминь», вы все трое нажмете одновременно на спусковые крючки.
– Дядя Фрэнк… – только и сумел выговорить Боб. Он с трудом стоял на ногах.
– Я ведь сказал тебе не начинать все это заново, – оборвал его Фрэнк. – И не вздумай упасть в обморок, проклятый слабак. А теперь приготовьтесь.
Боб приготовился.
Фрэнк посмотрел на троих мужчин, что стояли рядом, на их лица, бледные, как у Мэтта Арсенолта, когда тот водил свой бульдозер по телам мужчин и женщин, которых он знал еще в то время, когда бегал в коротких штанишках.
– Не подведите меня, парни, – сказал Фрэнк. Он говорил, обращаясь ко всем троим, но его взгляд с особым вниманием остановился на его внучатом племяннике. – Если у вас возникают сомнения, то учтите: я сделал бы то же самое для любого из вас.
– Хватит болтать, – хрипло пробормотал Боб. – Я люблю тебя, дядя Фрэнк.
– Ты не такой мужчина, каким был твой отец, Бобби Даггет, но я тоже люблю тебя, – спокойно произнес Фрэнк. Со стоном боли поднял левую руку над головой, подобно тому как в Нью-Йорке останавливают такси, когда очень торопятся, и начал читать свою последнюю молитву: Отче наш, сущий на небесах, – Боже мой, как больно! – да святится имя Твое! – Черт побери! – Да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле как.., как… Поднятая рука Фрэнка сильно дрожала. Дэйв Имонс со своим ружьем, всунутым под мышку старого козла, следил за его рукой с таким же вниманием, как следит лесоруб за большим деревом, способным изменить направление своего падения и рухнуть в другую сторону. Каждый мужчина на острове следил за ними сейчас. Большие капли пота появились на мертвенно-бледном лице старика. Его губы оттянулись, обнажив ровные, желтовато-белые искусственные зубы, и Дэйв чувствовал запах «Полидента», доносящийся изо рта.
– ..как на небе! – выпалил старик. – И не введи нас.., во искушение, но избавь нас от-лукавого-черт-побери-какая-боль-вовеки АМИНЬ Все трое выстрелили. Кэл Партридж и Боб Даггетт упали без сознания, зато Фрэнк уже никогда не попытается встать и ожить из мертвых.
Фрэнк Даггетт хотел остаться мертвым и добился своего.
***
Раз Дэйв начал свой рассказ, ему пришлось продолжить его, и он выругал себя за то, что сделал это. Он был прав в первый раз – не следует рассказывать такое беременной женщине.
Однако Мэдди поцеловала его и сказала, что, по ее мнению, он вел себя прекрасно и что Фрэнк Даггетт тоже поступил прекрасно. Дэйв вышел из ее дома несколько потрясенный, словно его только что поцеловала в щеку женщина, которую он впервые встретил.
Если говорить правду, так оно и было.
Мэдди смотрела ему вслед, пока он шел по тропинке до проселочной дороги, до одной из двух дорог на острове Дженни, и свернул налево. Он немного раскачивался в лунном свете, качался от усталости, подумала она, но также и от перенесенного потрясения. Она так жалела его.., жалела их всех. Она хотела сказать Дэйву, что любит его, и поцеловать в губы, вместо того чтобы просто провести своими губами по его щеке, но он мог неправильно это истолковать, хотя и невероятно устал, а она была на пятом месяце беременности.
Но она любила его, любила их всех, потому что им пришлось пройти через ад, чтобы сделать этот крошечный клочок земли в Атлантическом океане на расстоянии сорока миль от материка безопасным для нее.
И для ее будущего ребенка.
– Да, рожать придется дома, – тихо произнесла она, когда Дэйв скрылся из вида за дисковой антенной Палсиферов. Ее взгляд поднялся к луне. – Да, буду рожать дома.., и все будет хорошо.
К тому времени, когда Джон и Элиза Грэхем наконец добрались до маленького городка Уиллоу, штат Мэн, подобного песчинке в центре жемчужины сомнительного качества, было уже половина шестого. Городок находился меньше чем в пяти милях от Хемпстед-Плейс, но они дважды неправильно свернули, и, когда наконец доехали до Мейн-стрит, оба были потными и раздраженными. По пути из Сент-Луиса вышел из строя кондиционер, а температура воздуха приближалась к сорока градусам. Конечно, па самом деле гораздо меньше, подумал Джон Грэхем. Как любят говорить старожилы, дело не столько в жаре, сколько во влажности. Ему казалось, что сегодня, кажется, можно, протянув руку, выжать теплые струйки воды из самого воздуха. Небо над головой было чистым и ярко-голубым, по из-за этой высокой влажности казалось, что в любую минуту может пойти дождь. Да что там может – вроде бы он уже идет.