Глядя на сгорбленные тени, она вдруг истошно завопила. Вопль разрастался, разбухая у нее в голове до градуса полного безумия. Хихиканье, словно смех демонов, последовало за ней во тьму.
Конечно, она не могла рассказать им правду.
Мисс Сидли поняла это сразу, как только открыла глаза и увидела встревоженные лица мистера Ханнинга и миссис Кроссен. Миссис Кроссен совала ей под нос нюхательную соль из аптечки. Ханнинг обернулся и отправил домой двух маленьких девочек, которые с любопытством рассматривали мисс Сидли.
Они обе улыбнулись с видом «ага, а мы знаем секрет» и вышли.
Очень хорошо, она сохранит их секрет. На какое-то время. Она не даст повода считать, что сошла с ума или что у нее преждевременные признаки старческого маразма. Она будет играть в их игру. Пока не разоблачить их зловредность и не вырвет ее с корнем.
– Наверное, я поскользнулась, – спокойно произнесла она, усаживаясь и не обращая внимания на дьявольскую боль в спине. – В одном месте было мокро.
– Это ужасно, – сказал Ханнинг. – Просто страшно. Как вы…
– Ваша спина не пострадала, Эмили? – прервала его миссис Кроссен. Ханнинг с благодарностью взглянул на нее.
– Нет, – ответила мисс Сидли. – На самом деле падение произвело маленькое ортопедическое чудо. Моей спине уже много лет не было так хорошо.
– Можно вызвать врача, – предложил Ханнинг.
– Не нужно, – холодно улыбнулась она.
– Я вызову такси.
– Не стоит беспокоиться, – произнесла мисс Сидли, направляясь к двери туалета и открывая ее. – Я всегда езжу автобусом.
Ханнинг вздохнул и посмотрел на миссис Кроссен. Миссис Кроссен молча закатила глаза.
На следующий день мисс Сидли оставила Роберта после уроков. Он не сделал ничего, заслуживающего наказания, поэтому она просто прибегла к ложному обвинению. Угрызений совести она не испытывала: он ведь чудовище, а не маленький мальчик. Она обязана заставить его сознаться в этом.
Спина у нее была в плачевном состоянии. Она поняла, что Роберт знает и ожидает, что это ему поможет. Не выйдет! Это еще одно ее маленькое преимущество. Спина у нее болит постоянно уже двенадцать лет, и уже много раз она испытывала подобное – ну, п о ч т и подобное.
Она закрыла дверь, чтобы исключить свидетелей.
Некоторое время она стояла неподвижно, пристально глядя на Роберта. Она ждала, когда он опустил глаза. Не дождалась. Он посмотрел на нее, и вдруг легкая улыбка заиграла в уголках его рта.
– Почему ты улыбаешься, Роберт? – мягко спросила она.
– Не знаю, – ответил Роберт, продолжая улыбаться.
– Скажи мне, пожалуйста. роберт ничего не сказал. И по-прежнему улыбался. Шум от детских игр во дворе доходил словно издалека, глухо. Реальным осталось только гипнотизирующее тиканье стенных часов.
– Нас немало, – вдруг вымолвил Роберт таким тоном, будто сообщал о погоде.
Настала очередь мисс Сидли замолчать.
– Только в этой школе одиннадцать.
«Всюду зло, – подумлала она, пораженная до глубины души. – Страшное, немыслимое зло».
– Маленькие мальчики, которые выдумывают всякие истории, попадают в ад, – четко произнесла она. – Я знаю, что многие родители теперь не сообщают своим… своим потомкам… об этом обстоятельстве, но уверяю тебя, это вполне достоверный факт, Роберт. Маленькие мальчики, которые выдумывают всякие истории, попадают в ад. Маленькие девочки, кстати, тоже.
Улыбка у Роберта стала еще шире; она сделалась коварной:
– Хотите посмотреть, как я изменяюсь, мисс Сидли? Показать вам интересное представление?
У мисс Сидли закололо в спине.
– Уходи, – сухо сказала она. – И приведи завтра в школу маму или папу. Мы обсудим этот вопрос. – Так. Снова на твердую почву. Она ждала, что это лицо искривится, ожидая слез.
Вместо этого улыбка Роберта еще растянулась, – так, что показались зубы.
– Это будет вроде «покажи-расскажи», да, мисс Сидли? Роберт – т о т Роберт – любил играть в «покажи-расскажи». Он еще прячется где-то у меня в голове. – Улыбка скрылась в уголках его рта, словно обугливающаяся бумага. – Иногда он начинает носиться – прямо зудит. Просит выпустить его наружу. – Уходи, – оцепенело произнесла мисс Сидли. Тиканье часов громом отдавалось в ушах.
Роберт изменился.
Лицо его вдруг расплылось в разные стороны, будто плавящийся воск, глаза сделались плоскими и растекись, как яичные желтки, когда их отделяют от белков, нос расширился и сплющился, рот исчез. Голова удлинилась, а вместо волос появились скрученные, спутанные веревки.
Роберт начал хихикать.
Какой-то пещерный звук донесся из того, что было носом, но сам нос провалился в нижнюю половину лица, ноздри сошлись и слились в черную яму, образуя нечто вроде громадного орущего рта.
Роберт встал, продолжая хихикать, и за всем этим она еще могла рассмотреть последние жалкие остатки другого Роберта, настоящего маленького мальчика, которого поглотило это жуткое чудовище, мальчика, который в ужасе повил, умоляя, чтобы его выпустили.
Она убежала.
Она с криком мчалась по коридору, и немногие задержавшиеся школьники недоуменно оглядывались. Ханнинг распахнул свою дверь и выглянул как раз в тот момент, когда она вылетела через широкую стеклянную входную дверь -дикое, размахивающее руками пугало на фоне яркого сентябрьского неба.
Он побеждал вслед за ней, тряся кадыком:
– Мисс Сидли! Мисс Сидли!
Роберт вышел из класса и с любопытством наблюдал за всем этим.
Мисс Сидли ничего не видела и не слышала. Она промчалась по ступенькам через тротуар на проезжую часть, опережая свой собственный крик. Раздался отчаянный сигнал и громада автобуса надвинулась на нее; лицо водителя от страха превратилось в белую маску. Пневматические тормоза взвыли и зашипели, как разъяренные драконы.
Мисс Сидли упала, и огромные колеса, дымясь, замерли в двадцати сантиметрах от ее хрупкого, затянутого в корсет тела. Она лежала, содрогаясь, на асфальте, слыша, как вокруг собирается толпа.
Обернувшись, она увидела, как дети рассматривают ее. Они образовали тесные кружок, будто гробовщики вокруг открытой могилы. А у края могилы стоял Роберт, маленький трезвый служака, готовый бросить первый ком земли ей на лицо.