«Да, сэр, толстопузым, которые делают покупки на Седьмом авеню, это должно понравиться, – пришло ему в голову, когда по правому борту сверкнула молния. – Они раскупят миллионов семьдесят, отправляясь за сосисками и пивом».
Но в этом было нечто большее, и он это знал.
То, что может быть… ну… просто замечательно.
Может быть законно его.
«Были времена, когда такое слово ни за что не пришло бы тебе в голову старина, – подумал он. – Может быть, ты сдаешь».
Тем не менее громадные буквы заголовка плясали у него в голове, словно засахаренные сливы: РЕПОРТЕР «БИДЕ НЬЮС» ОТЛАВЛИВАЕТ СПЯТИВШЕГО НОЧНОГО ЛЕТУНА, ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ РЕПОРТАЖ О ТОМ, КАК НАКОНЕЦ ПОЙМАЛ КРОВОЖАДНОГО НОЧНОГО ЛЕТУНА. «МНЕ ЭТО БЫЛО НЕОБХОДИМО», – ЗАЯВЛЯЕТ СМЕРТОНОСНЫЙ ДРАКУЛА».
«Это действительно большая опера, – признался себе Диз, – но она будет исполнена».
В конце концов он взял микрофон и нажал клавишу. Он знал, что тот, кого он ищет, еще там, внизу, но знал и то, что не успокоится, пока не будет абсолютно уверен.
– Уилмингтон, говорит N 471B. У вас еще стоит «скаймастер-337» из Мэриленда?
Сквозь атмосферные разряды:
– Вроде стоит, приятель. Некогда трепаться, я занят.
– У него красные трубки? – допытывался Диз.
Ответа долго не было, потом:
– Красные трубки, прием. Отвали, N 471B, а то я накапаю, чтобы тебе выписали штраф. Мне сегодня жарить много рыбки, а сковородок не хватает.
– Спасибо, Уилмингтон, – произнес Диз самым вежливым тоном, на какой только был способен. Он повесил микрофон и ухмыльнулся, не обращая внимания на толчки, потому что самолет снова вошел в облака. «Скаймастер», с красными трубками, и готов ставить в заклад зарплату следующего года, что если бы этот кретин в башне не был так занят, он подтвердил бы и бортовой номер – N 101 BL.
Неделя, Господи, всего неделя. Больше не понадобилось. Он нашел Ночного Летуна, еще не стемнело, и, хотя это невероятно, вроде бы не было и полиции. Если бы она находилась и занималась бы «сесной», этот лох наверняка бы сказал, несмотря ни на какие помехи. Есть такие вещи, о которых невозможно не посплетничать.
«Мне нужно заснять тебя, сволочь», – подумал Диз. Теперь показались огни приближения, отсвечивающие белым в сумерках. «Репортаж-то я сделаю, но прежде всего снимок. Всего один, но я его сделаю».
Да, потому что без фотографии репортаж не пошел бы. Не расплывчатые лампочки, снятые вне фокуса; не «впечатление художника»; самое настоящее черно-белое фото. Он круто пошел на снижение, не обращая внимания на предупредительные сигналы. Его бледное лицо напряглось. Губы слегка растянулись, обнажая мелкие, сверкающие зубы.
В красной подсветке от сумерек и приборной доски Ричард Диз сам немного походил на вампира.
Многие вещи в «Биде ньюс» игнорировали, например грамотность, с одной стороны, и излишнюю скрупулезность фактов, – с другой, но одного нельзя было отрицать: она была крайне чутка к ужасам. Мертон Моррисон, может быть, и сволочь (хотя и не в такой степени, как показалось Дизу, когда он впервые увидел этого типа с его чертовой трубкой), но Диз отдавал ему должное – тот всегда помнил, на чем зиждется успех «Биде ньюс»: ведра крови и километры кишок.
И, кроме того, были еще снимки упитанных малышей, масса гороскопов и волшебных диет, основанных на таких способствующих похудению вещах, как пиво, шоколад и картофельные чипсы, но Моррисон верно учуял изменение духа времени и никогда не ставил под сомнение курс газеты. Диз полагал, что именно благодаря этой уверенности Моррисон до сих пор удерживался на месте, несмотря на трубку и твидовые костюмы из Лондона. Моррисон твердо знал, что дети-цветы шестидесятых годов выросли в людоедов девяностых. О мягких реформах, политической корректности и «языке чувств» могут говорить высоколобые интеллектуалы, а простой человек по-прежнему гораздо больше интересуется массовыми убийствами, скандальными похождениями звезд и тем, как Мэджик Джонсон заработал СПИД.
Диз не сомневался, что еще существует читателя статей типа «все в мире изящно и исполнено добра», но по мере того, как у поколения вудстокских рок-фестивалей прибавляется седины в волосах и складок вокруг капризного, самоуверенного рта, все больше становится тех, чей лозунг «весь мир – мрачное и вонючее дерьмо». Мертон Моррисон, которого Диз начинал все больше уважать как гения интуиции, четко выразил свои взгляды в циркуляре, разосланном всем штатным и нештатным сотрудникам редакции через неделю осле того, как он занял место со своей трубкой в угловом кабинете. Там говорилось: конечно, остановись и понюхай розы по пути на работу, но коль уж ты этим занялся, принюхайся внимательнее, – и почуешь запах крови и кишок.
Диз, который был буквально создан для того, чтобы чуять кровь и кишки, был вполне удовлетворен. Именно благодаря своему нюху он сейчас летит в Уилмингтон. Там чудовище в человеческом облике, некто, считающий себя вампиром. Диз подобрал ему подходящее имя; оно жгло его воображение, как может жечь ценная монета в кармане. Скоро он достанет монету и истратит ее. Тогда это имя замелькает в каждом газетном киоске Америки аршинными буквами, не заметить которые будет невозможно.
«Берегитесь, дамочки и ловцы сенсация, – думал Диз. – Вы этого еще не знаете, но вас преследует очень плохой человек. Его настоящее имя вы прочтете и забудете, и ладно. Но вы запомните имя, данной мной, имя, которое неотрывно приклеится к нему, как Джек-потрошитель или Кливлендский расчленитель. Вы запомните Ночного Летуна, выйдя к ближайшему киоску. Эксклюзивный репортаж, эксклюзивное интервью… но прежде всего мне нужен эксклюзивный снимок».
Он еще раз сверил часы и позволил себе чуть-чуть, насколько мог, расслабиться. До наступления темноты еще почти полчаса, он вырулит на стоянку рядом с белым «скаймастером» с красными трубками (и красными же цифрами N 101BL на хвосте) через каких-то пятнадцать минут.
Спит ли Летун в городе или в каком-то мотеле по пути в город? Диз так не считал. Одной из причин огромной популярности «скаймастера-337», помимо сравнительно низкой цены, было то, что он единственный из самолетов такого класса имел грузовой отсек под фюзеляжем. Правда, он ненамного больше багажника у доброго старого «фольксвагена-микролитражки, но там хватало места для трех больших чемоданов или пяти маленьких… и, конечно, там вполне мог поместиться человек, если только он не был баскетболистом-профессионалом. Ночной Летун мог находится в багажном отсеке „сесны“, если он а) спал калачиком, подтянул колени к подбородку, б) настолько спятил, то всерьез считал себя вампиром, или в) то и другое вместе.