– Согласен. Мне все понятно.
– Нет, – покачал головой Блокер, – тебе ничего не понятно. Но ты поймешь.
***
Следующие две недели буквально вылетели из памяти. Помню, что шел за грузовиком, захватывал лопатой горячий асфальт, укладывал его на выбоины, трещины, утрамбовывал и шел дальше за грузовиком, пока тот не останавливался у следующей прорехи в дорожном полотне. Случалось, что мы работали на главной улице Лас-Вегаса, Стрипе, и я слышал серебряный звон монет, которые сыпались, когда кому-то выпадал джек-пот. Этот звон просто стоял у меня в голове. Я поднимал голову и видел, как Гарви Блокер смотрит на меня странным и вместе с тем сочувствующим взглядом, причем его лицо колышется в волнах жаркого воздуха, поднимающегося от нагретого асфальта. Иногда я смотрел на Тинкера, сидящего под парусиновым тентом, покрывающим кабину его бульдозера, и тогда негр поднимал часы моего прадеда и покачивал их на цепочке, а они отбрасывали серебряные блики.
Самым главным было не потерять сознания, не упасть в обморок, как бы плохо мне ни было. Я продержался весь июнь, затем первую педелю июля. И вот однажды Блоке? подошел ко мне во время обеденного подрыва, когда я дрожащими руками держал сандвич. По большей части дрожь не покидала меня до десяти вечера. Это из-за жары. Приходилось выбирать – дрожать или падать в обморок, тогда я вспоминал про Додана и решал: лучше уж дрожать.
– Ты все еще не стал сильным, приятель, – сказал мастер.
– Нет, – согласился я. – Но, как принято говорить, ты бы посмотрел на материал, с которого я начал.
– Я все время оглядываюсь на тебя и жду, что увижу, как ты лежишь посреди мостовой, а ты все не падаешь. Но ты не выдержишь.
– Выдержу.
– Не выдержишь. Будешь так идти с лопатой за грузовиком, наверняка сломаешься.
– Нет.
– Впереди самая жаркая часть лета, приятель. Тинк зовет ее сковородкой.
– Я справлюсь.
Он достал что-то из кармана. Это были часы моего прадеда. Он бросил их мне на колени.
– Забирай свои дерьмовые часы, – сказал он, не скрывая отвращения. – Мне они не нужны.
– Но ведь мы заключили с тобой сделку.
– Я расторгаю ее.
– Если ты уволишь меня, я обращусь в суд, – предупредил я. – Ты подписал мое заявление. Ты…
– Я не увольняю тебя, – сказал он и отвернулся. – Тинк научит тебя управлять экскаватором.
Я долго смотрел на него, не зная, что сказать. Моя классная комната, где я учил третьеклассников, такая прохладная и уютная, еще никогда не казалась мне столь далекой.., и все-таки я не имел ни малейшего представления о том, как думают люди вроде Блокера или что он имел в виду, когда говорил со мной. Я знал, что он одновременно восхищался мной и презирал меня, но не мог понять, почему.
А какое тебе до этого дело, милый? – внезапно услышал я голос Элизабет внутри себя. Тебе нужно заниматься Доланом, Помни о Долине.
– Зачем это тебе нужно? – спросил я его наконец.
Он посмотрел на меня, и я увидел по его лицу, что в нем борются два чувства – изумления и ярости. И все-таки мне показалось, что верх одерживает ярость.
– Не могу понять, приятель, что с тобой происходит. За кого ты меня принимаешь?
– Я не…
– Неужели ты думаешь, что я хочу твоей смерти из-за этих дерьмовых часов? Ты действительно так считаешь?
– Извини меня.
– Извини, извини. Не встречал еще несчастнее идиота. Я спрятал в карман часы моего прадеда.
– Понимаешь, приятель, ты никогда не станешь сильным. Есть люди и растения, которые выдерживают жар солнца и становятся крепче от этого. А есть такие, что вянут и гибнут. Вот ты погибнешь. Ты это хорошо понимаешь – и все-таки отказываешься работать в тени. Почему? Почему ты так насилуешь себя?
– На то у меня есть причина.
– В этом я ничуть не сомневаюсь. И пусть Господь Бог поможет тому, кто встанет у тебя на пути. С этими словами он ушел. Типкер направился ко мне, улыбаясь до ушей. – Как ты, сумеешь управлять экскаватором?
– Пожалуй, – ответил я.
– Я тоже так думаю, -заметил он. – Старина Блоке питает к тебе слабость, только не знает, как выразить это.
– Да, я обратил на это внимание.
– А ведь ты настойчивый сукин сын, а? – засмеялся Типкер.
– Надеюсь, – согласился я.
До конца лета я управлял экскаватором, и когда осенью вернулся в школу почти такой же черный, как сам Тинк, остальные учителя перестали надо мной смеяться. Иногда они искоса посматривали на меня, когда я проходил мимо, по больше не смеялись.
У меня была своя причина. Именно так я объяснил свое желание работать на ремонте шоссе. Я провел это страшное лето не из-за каприза. Мне было необходимо снова обрести форму. Для того чтобы вырыть могилу для мужчины или женщины, не обязательно прибегать к таким решительным мерам, но я имел в виду не мужчину и не женщину.
Я собирался похоронить этот проклятый «кадиллак». К апрелю следующего года я числился в списке получателей печатных материалов Дорожного управления штата Невада. Ежемесячно я получал бюллетень «Дорожные знаки Невады». Большинство материалов в нем я только просматривал: там речь шла о финансировании предстоящих работ по улучшению дорожной сети, о дорожном снаряжении, которое продавалось и покупалось, законах, принятых конгрессом штата и касающихся борьбы с эрозией и наступлением песчаных дюн. Больше всего меня интересовало то, что находилось на паре последних страниц бюллетеня. В этом разделе, именуемом «Графиком работ», перечислялись сроки и места проводимого ремонта на каждом участке. Особенно важной для меня была та его часть, которая называлась «Перпол» – перестилка полотна. Из опыта работы с командой Гарви Блокера я знал, что именно в этих случаях чаще всего приходится устраивать объезды. Чаще всего, но не всегда – далеко не всегда. Дорожная комиссия прибегает к этой мере лишь в том случае, когда нет другого выхода. Но я не сомневался, что рано или поздно эти шесть букв прозвучат для Додана смертным приговором. Всего шесть букв, которые я постоянно видел во сне: «Перпол».
Это будет совсем не просто и скорее всего наступит не скоро. Я знал, что мне придется, возможно, ждать несколько лет, а тем временем кто-то другой может прикончить Додана. Он был плохим человеком, а такие люди ведут опасную жизнь. Для того чтобы все произошло именно так, как.