— А-а… — Лица Толяна коснулась улыбка узнавания. — Точно. Никита. Теперь узнал. А ты что здесь делаешь?
— А ты?
— Работаю… У дамы под крылом, — Толян понизил голос.
— А что, прошлая работа…
— Прошлая работа едва боком не вылезла… Но теперь — ни-ни… Никакого баловства, — Толян благоговейно закатил глаза. — У нее не забалуешь…
— Оставил прежние занятия?
— Не… Но только в свободное от работы время…
После того как меня прошлая хозяйка попалила, царствие ей небесное… Теперь — ни-ни… Тем более с нынешней…
— Строга? — Никита подмигнул охраннику.
— А-а, — Толян только рукой махнул. — А ты к ней?
— Да. Она меня ждет. Назначила… Слушай, а что здесь шеф делает? Они… они знакомы?
— Не мое дело, — неожиданно нахмурился Толян. — Да и не твое тоже, я думаю… Меньше знаешь — крепче спишь. Так что лучше по стеночке… От греха… А то еще неизвестно, на кого напорешься…
— Ладно… А куда идти-то? По стеночке?
— Видишь центральную лестницу? — Толян вытянул прямо перед собой лопатообразную длань. — Поднимаешься по ней на второй этаж, по коридору налево, до конца. Сразу упрешься в дверь. Ясно?
— Чего уж не понять, — прогнусил Никита.
Широко разрекламированная охранником дверь вела в небольшой коридорчик, стены которого были выкрашены казенной «морской волной»; верхняя их часть была забрана в матовые стекла, легко пропускающие звук. Это был тот самый звук, который Никита смутно ожидал услышать.
Звук собачьего боя.
Казалось, стены слегка раскачиваются от глухого хрипа и азартных возгласов; казалось, их просто распирает от жаркого напряжения. И, постояв секунду перед еще одной дверью, Никита толкнул ее. И оказался в помещении, отдаленно напоминающем спортзал. Вернее, это и был спортзал, переоборудованный теперь под площадку для собачьих боев. От Никиты ее отделяла теперь живая, потная и возбужденная человеческая масса. Человек девяносто — сто, никак не меньше.
В центре зала возвышалась грубо сколоченная арена, больше напоминающая квадратный ящик и крытая брезентом. Размер ее был невелик — что-то около четырех метров или чуть поменьше. По самому центру ямы проходила очерченная белой краской диагональ. Именно по ней сейчас и катался живой клубок, подбадриваемый гулом человеческих голосов. В яме, кроме собак, находилось двое парней с полотенцами через плечо.
В другое время это зрелище впечатлило бы Никиту, но сейчас ему явно было не до схватки мохнатого кавказца с ротвейлером. Он искал Джанго и наконец нашел ее — в самом дальнем углу, восхитительно спокойную, восхитительно нейтральную, восхитительно, пугающе красивую. Несколько минут Никита простоял, не в силах отвести взгляда от лица Джанго Происходящее по-настоящему увлекало ее, в нем было нечто большее, чем банальные выкрики зрителей, чем банальные подбадривания и подначивания, чем банальные ставки на тотализаторе. А когда кавказец одолел-таки обрюзгшего, отяжелевшего от боя ротвейлера и на загривке пса показалась кровь, — лицо Джанго потемнело, а рот приоткрылся, Она по-детски была увлечена боем, она желала проигравшему смерти, никак не иначе. И эта детская жестокость, детская преданность крови была так нестерпима, что Никита даже зажмурился. А когда открыл глаза — откровения смерти на лице девушки перестали быть актуальными собак благополучно растащили.
Человек средних лет, стоящий у самого края ямы с секундомером в руках, дал отмашку. Похоже, что бой был закончен.
Самое время подойти.
И Никита подошел. И встал за спиной Джанго. И набрал полные легкие воздуха — только для того, чтобы шепнуть фразу, которую репетировал от самого Питера. Вернее, не фразу — слово. Вернее, не слово — имя.
Одно-единственное имя.
— Дина.
Ничего не произошло. Ровным счетом ничего: позвонки на шее девушки не сдвинулись ни на миллиметр, волосы так и остались безмятежными, она даже не повернула головы — неужели выстрел оказался холостым?.
— Как ты меня нашел? — негромко спросила она.
И неизвестно, к чему это относилось: к прошлому или к настоящему, к «Дине» или «Джанго».
— Твой парень… твой парень сказал мне об этом..
— Да. Я должна была догадаться… на него иногда находят просветления. Но в общем, это к лучшему…
— Ты полагаешь?
— А ты нет?
Неожиданно у Никиты возникло странное ощущение, что они барахтаются в липкой тине подтекстов, что они говорят подстрочником… Всего лишь подстрочником — и хорошо понимают друг друга.
— А ты нет? Ты ведь хотел посмотреть собачьи бои?
— Хотел.
— Ну и как?
— Я мало что видел… Но в общем… Ты ведь знала ее.
— Кого?
— Мариночку. Ты ведь знала ее, правда? Казалось, прошла целая вечность прежде, чем Джанго ответила.
— Знала. Это что-то меняет?
— Нет. Ничего…
— Пойдем отсюда… — все так же не оборачиваясь, она нашла его руку. Пальцы Джанго были холодными… Нет, они были прохладными, такими же прохладными, как и ее чертов cool джаз.
— Уже? — удивился Никита.
— Смотреть больше не на что. Ты на машине?
— Да.
— Подождешь меня?
— Конечно…
Они с Джанго расстались у лестницы: девушка направилась в противоположное крыло комплекса, а Никита спустился вниз, дружелюбно кивнул охраннику и, выйдя на улицу, закурил. Сигарета отдавала травой, почему-то — болотным осотом. Острые узкие стебли — именно так. Джанго пронзила его сердце узкими острыми стеблями, сразу в нескольких местах, и сопротивляться этому было бесполезно. Бесполезно и не нужно. Чтобы ни случилось…
Додумать Никита не успел: появилась Джанго. Не одна — с Рико.
— Поедем ко мне? — самым будничным голосом спросила она.
— А… твой парень?
— Он не помешает… На моей машине, если не возражаешь… Рико ненавидит чужие тачки, он тебе ее просто разнесет, в щепы…
Рико, почувствовав, что говорят о нем, зевнул, обнажив острые клыки: такой и вправду в щепы разнесет. И не только тачку.
— А? — Никита бросил взгляд в сторону «девятки», и Джанго перехватила его.
— Не волнуйся, утром я тебя заброшу, здесь с ней ничего не случится. Мы ведь не в Питер поедем…
— А куда?
— Здесь недалеко, в Сярьгах. У меня небольшой дом, не бог весть что, конечно, но есть камин и вино. Ты не возражаешь?
Как он мог возражать?