Я тут же вспомнила, как при первой нашей встрече, когда депутат увидел у меня в сумочке доллары, он тут же заподозрил меня в воровстве…
– Но ведь никто не ожидал от Лешки подобного, – заметила я. – Надежда Георгиевна всегда считала его ни на что не способным.
– А он взял да и показал ей. Вообще-то молодец. Вынужден признать. Надежда Георгиевна не могла поверить в его подвиги до последней минуты. Я прослушал пленку, которую мне дал журналист. Молодец парень. Журналист в смысле. Оба они с Лешкой молодцы. В моих устах это, наверное, звучит странно. Но каждый из них в своем роде… Журналисту бы подстричься надо… Но ведь не внешность главное для мужчины, правда, Оля? А он показал себя мужчиной. Уважаю. Не каждый бы на его месте вышел ко мне. Обязательно купите следующий номер «Скандалов». Я сам с нетерпением жду его выхода.
* * *
От Сергея Сергеевича я поехала в больницу. На два черных джипа, припаркованных недалеко от входа, особого внимания не обратила: мало ли тут лежит типов, у которых из организмов извлекали пули?
О том, кому принадлежат джипы, поняла, поднявшись к палате, в которой лежала свекровь. Дорогу мне преградил накачанный молодец, сказавший вначале, что туда нельзя, а потом вдруг воскликнувший:
– Ольга Викторовна, вы?
Я опешила на мгновение, а потом узнала еще одного своего бывшего ученика, с которым мне не удалось повидаться во время посещения особняка Мурата Хабибуллина.
– Подождите, я сейчас спрошу. Может, вас они и пустят.
Бывший ученик вежливо постучал в палату, просунул туда голову, что-то сказал, потом повернулся ко мне и поманил рукой.
– Проходите, – сказал он, раскрывая передо мной дверь, а затем закрыл ее за моей спиной.
Надежда Георгиевна возлежала в отдельной палате на широкой кровати. Была бледна, но глаза подвела и губы накрасила. В глазах горел огонь ненависти. Мурат Аюпович сидел на стуле справа от постели больной. Признаться, не ожидала увидеть их вместе.
– Сядь, – выдавила из себя Надежда Георгиевна.
Я пододвинула стул и устроилась слева от кровати.
– Ничего, я скоро поправлюсь, – прошипела Надежда Георгиевна. – И уж тогда займусь тобой.
Я не понимала, к чему она клонит. Она должна была бы поблагодарить меня за то, что я спасла ей жизнь. Ведь если бы я вовремя не вызвала «Скорую», она умерла бы на полу гардеробной. О чем я и сказала вслух.
Свекровь выдавила из себя сухой смешок.
– Недооценила я тебя, Оленька, недооценила.
– Неужели вы в самом деле считаете, что все сделала я? Я ведь даже толком не знаю, что именно было сделано!
– Не знаешь? Мурат, ты слышал: она не знает!
– Вы недооценили не меня, а своего сына, – заметила я, вставая. – Неужели вы до сих пор не можете поверить в его способности?
– В способности – с трудом, но могу. Но в то, чтобы он сознательно развалил «Алойл»?
– Неужели компания развалилась? – спросила я уже от двери.
– Ты забыла про пленки, которые отдала милиции, Оля, – прошипела Надежда Георгиевна. – Да-да, не удивляйся, я и про них знаю. Ты хотя бы подумала о детях? Ты раздала все их наследство!
– Не волнуйтесь. Я в состоянии сама позаботиться о своих детях, – сказала я и закрыла дверь с другой стороны.
Мурат Хабибуллин за все время не проронил ни звука. Его-то зачем сюда принесло? Или стервятники слетаются на падаль?
* * *
Вечером сидела одна на своей кухне и прикидывала, напиться мне или нет. В жизни радовало лишь одно: отек на лице спал, остались лишь небольшие ссадинки. Нога тоже уже не болела, и ее не дергало, больно было, только если ночью неудачно переворачивалась на синяк.
Но куда подевался Багиров? Когда его ждать вновь? Или он вначале сделает пластическую операцию? А потом… Приедет меня убивать за пленки? Наверное, он планировал руководить «Алойлом», заняв место матери. Что он там говорил ей перед тем, как выстрелить? Посадит меня номинальным директором, женится и станет серым кардиналом. Я же буду делать все, что он скажет. Но если я сегодня правильно поняла Надежду Георгиевну, то «Алойл» фактически прекратил свое существование. От Сергея Сергеевича также знала, что их сейчас всяческие инстанции проверяют вдоль и поперек. Что я наделала?!
Мои размышления прервал телефонный звонок. Я не могла решить, подходить мне или нет. Телефон долго не умолкал, я так и не встала. Ожидала, что позвонят вновь, но этого не произошло.
Примерно минут через сорок позвонили в дверь.
Меня пришли убивать? Интересно, в каком обличье приходит смерть?
Я даже не стала спрашивать, кто это, просто распахнула дверь и опешила.
На пороге стояла пожилая женщина, которую я в первый момент не узнала.
– Я – мама Саши, то есть Матвея… – подсказала она.
– Проходите, пожалуйста, – отступила я в сторону. Увидеть ее у себя на пороге, должна признаться, ожидала меньше всего.
Вслед за мной она проследовала на кухню и опустилась на табуретку. При свете я поняла, что она недавно плакала: глаза были красными и припухли.
– Вот. Это вам.
Она протянула мне черный бумажный пакет. Заглянув внутрь, я поняла, что там фотографии, но в первое мгновение не стала их рассматривать. Решила, что сделаю это после ухода мамы журналиста.
– Вас Саша прислал? – спросила я, думая, что давно следовало бы с ним созвониться.
– Да, – ответила женщина и заплакала.
Я тут же вскочила и бросилась ее утешать. Я не понимала, что произошло. Налила ей воды, потом маленькую рюмку коньяку.
– Сашу ранили, – наконец выдавила из себя она. – Я недавно вернулась из больницы, звонила вам, но никто не поднял трубку. Решила ехать и ждать у подъезда. Он сказал, чтобы я сделала именно так.
– Он… выживет?
– Врачи сказали, что жизнь вне опасности. Какое-то время, конечно, пролежит в больнице. Но я так этого боялась! Давно ему говорила, что допрыгается! Ведь убить же могли! И сегодня вот, врач говорит, что ему нужно отдыхать, а он мне задания дает…
– Что он еще сказал? – спросила я напряженным шепотом.
– Я должна передать этот конверт вам. Как можно скорее.
Я схватила брошенный мною на стол черный пакет и вынула четыре снимка. Два из них были сделаны на Кипре – я узнала банк, в котором у меня теперь лежало десять тысяч евро, и кафе, в котором продавались такие вкусные пирожные. Два других были сделаны в Швейцарии, как явствовало из надписей на обороте фотографий, сделанных четким ровным почерком. Указывались места и даты.
На всех снимках были изображены мой бывший муж Алексей Багиров и Камиль Хабибуллин. Они или мило беседовали в кафе, или, веселые и довольные, выходили из банков.