— Нет, он не так прост, — возражает рыжий. — Говорят, он сделал из своего Шума оружие.
— И если близко к нему подойти, он может завладеть твоим разумом, — добавляет долговязый.
Иван презрительно фыркает:
— Бабушкины сказки! Ничего такого он не умеет…
— Умеет, — говорю я, и снова все взгляды обращаются на меня. — От его Шумных оплеух потом полдня в голове звенит, боль — адская. А еще он может пролезть в мозг и заставить тебя что-нибудь сделать или сказать. Все это чистая правда.
Стражники удивленно пялятся на меня, гадая, когда я скажу что-нибудь более утешительное.
— Но, кажется, для этого надо смотреть ему в глаза.
— Тебе «кажется»? — фыркает рыжий.
— А Шумные удары несмертельны, и он не может бить нескольких людей разом. Если мы нападем вместе, всех ему не достать.
Правда, я тщательно скрываю в Шуме воспоминание о его последнем ударе — севодня, на Арене. Он был куда мощнее и страшнее всех предыдущих.
Мэр оттачивает свое оружие.
— Неважно, — говорит долговязый. — У него тоже есть охрана. Ты зовешь нас на верную смерть.
— Он ждет, что вы меня приведете, — говорю я. — Мы спокойно пройдем мимо охраны прямо к нему.
— И с чего мы должны тебе подчиняться, лейтенант? — спрашивает капрал, глумясь над моим званием. — Что мы за это получим?
— Свободу от тирании! — восклицает Иван.
Капрал закатывает глаза. Не он один.
Иван не унимается:
— Мы свергнем его и сами захватим власть!
Глаза уже никто не закатывает, но долговязый говорит:
— Кто-нибудь жаждет увидеть в президентах Ивана Фарроу?
Он хотел всех насмешить, но никто не смеется.
— А как насчет президента Хьюитта? — говорит Иван, глядя на меня со странным блеском в глазах.
Капрал Пузан фыркает и повторяет:
— Да он же мальчишка!
— Нет, — говорю я. — Уже нет.
— Он один решил сопротивляться режиму, — добавляет Иван. — Это коечто да значит.
Стражники начинают переглядываться. Я вижу вопросительные знаки в их Шуме, сомнения и страхи, подтверждающие друг друга, и мысль о неизбежном поражении.
Но из их Шума я узнаю, как можно спасти дело.
— Если вы мне поможете, — говорю я, — я дам вам лекарство.
Разговоры тут же умолкают.
— Что, правда? — недоверчиво спрашивает рыжий.
— Да блефует он! — отвечает за меня капрал.
— Лекарство хранится в подвалах собора. Я сам видел, как мэр его туда…
— Почему ты все время называешь его мэром? — спрашивает долговязый.
— Пойдемте со мной, — говорю я. — Помогите мне схватить его, и я разрешу каждому взять столько лекарства, сколько он сможет унести. — Стражники теперь слушают меня во все уши. — Пора Хейвену снова стать Хейвеном!
— Он отобрал лекарство у всех солдат, — говорит Иван. — Если мы свергнем президента и раздадим лекарство обратно, кого, по-вашему, они станут слушать?
— Ну уж не тебя, Иван.
— Верно. — Он снова бросает на меня тот странный взгляд. — Но, быть может, его.
Стражники смотрят на меня, сидящего верхом на Ангаррад, вооруженного и в пропыленной форме, видят мои надежды и обещания, и в их Шуме поднимается ропот. Каждый невольно спрашивает себя, готов ли он рискнуть и попытать судьбу, настолько ли он отчаялся.
А я думаю о Виоле, сидящей в министерстве Вопросов, — я делаю это только ради нее, я на все готов ради нее.
И тут мне приходит в голову еще один аргумент.
— Всех женщин уже клеймили, — говорю я. — Кто следующий?
Когда я возвращаюсь на Арену, Ли уже заканчивает накладывать Виоле повязки. Лицо у нее порозовело и выглядит куда менее измученным.
— Стоять можешь? — спрашиваю я.
— Чутьчуть.
— Неважно, — говорю я. — Ангаррад ждет нас во дворе. Вы с Ли поедете на ней искать «Ответ».
— А ты? — спрашивает Виола.
— Я должен встретиться с мэром и положить конец его тирании.
Услышав это, она подскакивает на месте.
— Я с тобой! — тут же выпаливает Ли.
— Нет, вы должны остановить атаку и рассказать всем про госпожу Койл.
Ли поджимает губы, и я вижу, как бурлит яростью его Шум. Он тоже чуть не умер от той бомбы.
— Виола сказала, ты не умеешь убивать.
Я бросаю на нее гневный взгляд. Она тут же отворачивается.
— Я убью его, — говорит Ли. — Убью за то, что он сделал с моей матерью и сестрой.
— Если вы не предупредите «Ответ», жертв будет столько, что мэр никогда за них не расплатится.
— Хорошо бы он добрался до госпожи Койл, — говорит Ли, но тут же в его Шуме начинают вертеться другие люди, Уилф с женой… и Виола Виола Виола.
— Что ты задумал, Тодд? — спрашивает она. — Нельзя же идти на мэра в одиночку!
— Я буду не один, — говорю я. — Со мной стражники.
Она распахивает глаза:
— Что?!
Я улыбаюсь:
— Да вот, поднял тут небольшой бунт.
— Сколько стражников? — все так же мрачно спрашивает Ли.
Я медлю с ответом.
— Семеро… Всех подговорить не удалось.
Плечи Виолы опускаются.
— Ты пойдешь на мэра с семью солдатами?
— Какой-никакой, а шанс, — говорю я. — Почти все солдаты брошены на последнюю битву. Мэр меня ждет. Таким беззащитным он никогда не был и вряд ли еще будет.
Виола секунду смотрит на меня, потом кладет одну руку на плечо Ли, а другую на мое, и с трудом поднимается на ноги. Я вижу, как ее всю передергивает от боли, но Ли наложил ей тугие повязки, такшто она может секунду-другую постоять.
— Я с тобой, — говорит она.
— Нет, — отрезаю я.
— Ни за что! — вопит Ли.
Она поджимает губы:
— И с каких это пор вы решаете за меня, что делать?
— Ты не можешь ходить, — говорю я.
— У тебя есть лошадь.
— Это ваш шанс выбраться отсюдова!
— Он ждет нас обоих, Тодд. Если ты войдешь один, твой план рухнет — и рта не успеешь раскрыть. — Я подбочениваюсь.
— Ты же сама говорила, что мэр снова попытается использовать тебя против меня!
Она шипит от боли, пытаясь переступить с ноги на ногу.