Он уже не увидел, как два конвоира уводят его нового знакомого — кар…, нет, маленького человека с необычным именем Бруно. Тот физического сопротивления не оказывал, но выражать мысли по поводу своего ареста не стеснялся.
* * *
Под следствием подозреваемый Кульбаш находился два месяца, но причастность его к группе Амира Железного доказать не удалось, так же, как к деятельности подземных сатанистов, дело о которых развалилось полностью и бесповоротно. Срок содержания под стражей истек, и карлика отпустили без предъявления обвинения.
Огольцов, правда, настаивал на тщательной проверке его связей с чеченским бандподпольем, но Леший написал рапорт о том, что г. Кульбаш отличился при ведении переговоров с часовым подземного Бункера Башмакиным и убедил последнего отключить уже запущенный механизм самоликвидации, чем предотвратил мощнейший взрыв под центром Москвы, который мог иметь непредсказуемые последствия. Генерал Ефимов счел аргументы убедительными, после чего Огольцов волшебным образом переменил свою точку зрения и все претензии к герою и знаменитому артисту снял. К ордену, правда, и даже к денежной премии Бруно не представили, хотя все же заработал он на этой истории изрядно.
Журналисты, прослышавшие о некоем таинственном происшествии в глубоких кавернах под Москвой, стали осаждать карлика настойчивыми просьбами об интервью, суля за это немалые гонорары. Бруно охотно впарил им несколько баек о том, как он лично предотвратил: а) гибель Москвы в чудовищном взрыве; б) мировую ядерную войну; в) вооруженный конфликт с существующей на глубине инопланетной цивилизацией.
В результате все остались довольны — и журналисты, и Бруно, и даже Леший с Евсеевым, поскольку к реальным событиям, происходившим на отметке «минус двести», эти байки не имели никакого отношения.
В конце концов Бруно стал городской знаменитостью. Его портреты не сходили с газетных полос, он выступал в различных телепередачах, мелькал в гламурных журналах. Его даже пригласили на знаменитое ток-шоу, посвященное проблемам борьбы с терроризмом, где он отправил в нокаут ведущего, по неосторожности назвавшего его «карликом». После этого эфира слава Бруно зашкалила, на него посыпались многочисленные предложения: от места бойфренда одуревающей от неуемной жажды славы светской львицы до участия в «боях без правил» или приглашения в телохранители.
В конце концов он поступил на приличный оклад в службу безопасности очень известного предпринимателя, который коллекционирует раритетные самолеты и хоккейные клубы. Собственно, как утверждают Поляк и Колыма (Бруно не зазнался и иногда встречается с ними в шашлычной на Ярославском вокзале), вся его работа состоит в том, чтобы составлять хозяину компанию в застольях, развлекать публику историями из своей богатой событиями жизни, а также веселить или доводить до слез пресыщенных гламурных дамочек. Хотя иногда приходится доводить их и до оргазма. Но это происходит уже за рамками официальных мероприятий и его непосредственных обязанностей. И, естественно, оплачивается не хозяином, а самими заказчицами… Хотя Бруно не сетует на это обстоятельство.
Рязань — Москва
Занесло его сдуру в командировку на «Рязаньспецприбор» — поставщику по тысяча четвертому проекту. Сам напросился. Отдохнуть от всего, напиться спокойно, блядки какие-нибудь замутить, в конце концов. А что — Наташке можно, а ему нельзя? Вот то-то. Справедливость должна быть. Во всем.
Уехал рано утром, будить ее не стал. В дверях уже почудилось, будто позвала. Но возвращаться не хотелось — дурная примета, да и опаздывал уже. Так и пошел. Никогда потом простить себе этого не мог.
Ладно. В общем, там, в Рязани, все нарисовалось лучше некуда: с утра на заводе, обед у генерального дома, а вечером — ресторан и дым коромыслом. Подцепил себе двадцатитрехлетнюю Оксану из конструкторского бюро, веселую разбитную девицу, совершенно без комплексов, но с грудью четвертого размера.
День так прошел, и второй, и третий. Спал Семаго мало, но как-то посвежел с лица, да и мозги в порядок привел. А чего париться, в самом деле? Еще не старый, при деньгах, полностью состоявшийся мужчина… Классный спец, кстати, один из лучших в мире. В самом ЦРУ, вон, пылинки готовы с него сдувать, в жопу целовать, чтобы только передал пару мегабайт информации. А как он будет смотреться через пару лет владельцем собственной виллы на берегу океана! Хо! Капитаном собственной яхты! Загорелый, мощный, вальяжный, уверенный в себе! Это он — Семаго, а не кто-нибудь другой. Он и есть!
Каждый день созванивался с Наташкой: дела, здоровье, то-сё… но как-то без настроения. Не получалось с настроением. Семаго понимал, что она там, наверное, снова пустилась во все тяжкие, трахается на капоте с этим своим Гариком. Чего тут себя обманывать… Ну, и хрен с ней. Зато Оксанка, хоть и молодая, а под ним наволочку в клочья рвет. Значит, не в нем дело. Значит, Наташка просто не понимает своего счастья. Дура. А раз дура, значит, Семга вполне может обойтись и без нее. Найдет себе помоложе да погрудастей. У нас, у миллионеров, так принято — вилла, яхта и красивая молоденькая сучка рядом. А то и не одна. Вот так-то, Наташка! И трахайся со своим Гариком на здоровье в позе «зет»!
А потом раздался звонок из Москвы. Вечером, за ужином. Гуляев звонил по мобильному.
— Ты, Серега, не волнуйся только, — говорит. — Наташка твоя в аварию попала.
— А-а? И чего? Машину расхерачила? — крикнул Семга.
У него столик возле самой сцены, а там саксофонист прямо в ухо ему гудел.
— Да, Серег. Расхерачила… — сказал Гуляев и как-то странно запнулся.
— Вот блин. Ладно. А чего сама не позвонила? Боится?
И Гуляев опять загундосил:
— Ты, Серега, только это… Только, главное, не волнуйся…
— Да говори толком, что случилось! — гаркнул на него Семаго.
Он встал, показал своей соседке глазами: сейчас вернусь. Она улыбнулась, губы сделала так: чмок. Семга тоже улыбнулся, но уже мертвой механической улыбкой. Он уже понял. Гуляев говорил все это время, говорил. Семаго вышел из зала, ходил кругами по холлу, прижимая телефон к уху, ничего не соображал. Потом забрел в туалет, заперся в кабинке. Опустил сиденье, сел. Заплакал.
— Слышь, Серег. Не надо…
В левом ухе у него поселился маленький Гуляев, бегал там, как таракан, жалил его и жалел одновременно.
— Слышь, я специально в «скорой» спрашивал… Они сказали, все мгновенно произошло, она не мучилась ни секунды. Повезло, говорят… Вот они перед этим женщину одну с ожогами принимали…
— Да пошел ты со своими ожогами!!! — взвыл Семга.
— Ладно! Хорошо! Правильно! — обрадовался, застучал лапками маленький Гуляев. — Ты ори, ругайся, Серег! Это лучше! Хочешь, я кого-нибудь пришлю за тобой? Хочешь, сам приеду? Пизданешь мне по морде по старой дружбе! Серег, Серег, главное, не грузись, не натвори чего, слышь? Я приеду!