— Не переживай, — сказал гость. — Свою работу вы сделали. И плату свою получите.
На лице светловолосой спутницы Батура появилось выражение облегчения. Ничего не произошло, никакого движения, только раздались один за другим несколько глухих хлопков, будто кто-то стукнул ладонью по обшивке сидений. Зайка охнула, закусила губу, медленно повалилась на бок, уронив голову на колени Батуру. Сам Батур, словно ничего не замечая, продолжал сидеть вполоборота, обнимая руками сиденье. Из огромной раны в его груди толчками выплескивалась кровь, заливая коврики и обивку. Глаза Батура хоть и открыты, но он мертв.
Второй гость, молчавший все это время, наклонился вперед, приподнял голову Зайки за волосы, опустил на место, с сомнением покачал головой, переглянулся с товарищем. Он поправил глушитель на пистолете и выстрелил ей в висок. После чего гости тихо вышли из машины.
На улице Пулковской к серой в подпалинах «ладе» подошел невысокий пожилой человек. У него было плоское лицо цвета табачного листа, какие можно встретить у обитателей плато Устюрт, в Кызылкуме, на солончаках Кара-Богаз-Гола, а в последнее время также и в Москве.
— Здрассуйте, — старательно выговорил человек.
— Садись, отец, располагайся, — сказали ему из машины.
Он неловко уселся на переднее пассажирское сиденье, дверь за собой захлопнул с третьего раза. Было видно, что за свою жизнь старик нечасто разъезжал в авто.
«Лада» тронулась с места и помчалась на север, в сторону Химок.
— Я приссо полючи деньги за девуски, — сказал человек и улыбнулся, показав пустые десны.
— Мы знаем, — сказал водитель. Видно, он тоже не был коренным, или, как бы это сказать… этническим москвичом. Во всяком случае, он имел густые сросшиеся брови и узкий, неславянский, овал лица.
— Ты хорошо присматривал за ними в поезде, ты передал их на руки хорошим людям, как тебе и велели. Ты все сделал правильно, Рустам. Ты получишь хорошие деньги.
— Девуски груссны быль, — заметил старик.
— Пусть это тебя не волнует. С ними все в порядке.
Старик важно кивнул. За Химками машина свернула на Новосходненское шоссе, потом нырнула налево, на проселок, еще раз налево. Старик зашевелился, завертел головой, покосился на сидевшего сзади огромного парня с бородой и покрытыми густой шерстью руками.
— Мы едить куда мои деньги? — уточнил он.
— Едить, едить. Почти приехали, — сказал водитель.
Когда дорога еще раз свернула, огибая заброшенное поле, водитель и сидевший сзади бородач обменялись взглядами в зеркале заднего обзора. Через несколько секунд старик Рустам хрипел, воткнув подбородок в грудь, и елозил ногами по коврику. Задний пассажир затягивал удавку на его худом коричневом затылке, пока голова не перестала дергаться и тело не начало потихоньку заваливаться вперед, на бардачок.
— Эй-эй! — проговорил бородач, хватая труп за плечи и подтягивая к спинке сиденья. — Сиди уж… Девуски!
Они доехали до заросшего ольхой оврага, где их поджидала другая машина — черный «БМВ». Оттуда вышли трое, почтительно застыли рядом. Водитель «лады», не обращая на них внимания, пересел за руль немецкой машины. Бородач уселся рядом.
— Куда мы теперь, Тимур?
Тот, кого назвали Тимуром, включил зажигание, плавно перекинул ручку переключения передач в нижнее положение.
— Амир нас ждет. Едем к нему, — сказал он.
* * *
Говорили, у него вместо правой плечевой кости — металлическая трубка. Это после ранения в январе 95-го, когда русские вошли в Грозный. А трубку эту вроде как сделали из винтовочного ствола, прямо там, на месте.
Говорили больше: не только плечевая кость, но и все остальные кости на правой руке — металлические, как у Терминатора. Этой рукой он мог вырвать печень у живого человека. Не только печень, но и кишки, селезенки там разные, все, что попадет в жменю.
Еще больше: да что там рука — весь скелет у него из титано-никелиевого сплава, обладающего редким свойством, «память формы» называется. Его хоть в упор из огнемета поливай — по барабану. Остынет и будет как новенький, и дальше пойдет федералов рвать.
Говорили и другое: не кости у него из железа, а нервы. Во время того самого январского штурма он со своей группой пять дней держал оборону в Заводском районе Грозного, дольше всех. Русские в двойное кольцо город взяли, в Москву доложились, типа город наш, уже администрацию свою посадили. А он всю улицу Чичерина насквозь простреливал, никто сунуться туда не мог. Последний из города ушел, прорвал двойное кольцо окружения и ушел…
Поэтому якобы и радиопозывной у него — «Железный Амир», и именно Железным Амиром, Эчиг-Амиром, звали его соратники, приближенные и не очень люди, а также журналисты, репортеры и все остальные, кто этих репортеров и журналистов слушал и читал. Даже сами федералы — рядовые, младший офицерский состав — могли выразиться примерно так: «Железо опять на Дагестан попер, пидор бородатый…», не особо вдумываясь, что стоит за этим прозвищем.
И только старшие офицеры да начальство в Кремле по негласному уговору упрямо звали его Амиром Коптоевым, как значилось в его советском еще паспорте, а людей его — бандформированием Коптоева, попросту — «Коптоевцами». Они не верили ни в металлический протез, ни тем более в титано-никелиевый скелет, хотя допускали, что в голове у этого человека сидит пара железных осколков, которые не дают ему покоя…
Амир Теймурович Коптоев, по их сведениям, в 80-е годы был дважды судим — за разбой и изнасилование. Освобожден досрочно в 93-м. Во время грузино-абхазского конфликта примкнул к бойцам «Кавказской конфедерации», воевал на стороне абхазцев, там познакомился и сошелся с приближенными к Дудаеву боевиками. Позже возглавил организованный им же полк «Джихад». Во время первой Чеченской войны проявил себя как жесткий, хитрый и настойчивый командир, способный добиваться поставленных целей любой ценой. После заключения Хасавюртских соглашений занимал вице-премьерские должности в правительстве республики. Затем рассорился с Масхадовым, уехал в Пакистан. Вернулся во время второй Чеченской войны, собрал новый полк — «Ахарский Джамаат», численностью более 300 человек. Воевал, убивал. Организовывал крупные теракты в Москве, Волгодонске, Ессентуках. «Рейдил» в Нальчик и Моздок. Руководил прорывом в Аргунском ущелье весной 2000-го. Участвовал в захвате и расстреле 126-й мотострелковой бригады под Буйнакском. Уничтожил подразделение миссии Красного Креста в Тухчаре, при этом лично убил трех человек…
Даже они, русские генералы, вынуждены были признать, что есть в Коптоеве зачаток какой-то легенды, страшной легенды, которую будут рассказывать после того, как их самих, генералов, забудут, и многих других забудут тоже. Может, природная удача Коптоева тому виной. Ведь убивали его много раз — во время бомбежки в Курчалое, в перестрелке у села Комсомольского, опять-таки во время штурма Грозного в 95-м… И посмертные снимки публиковали, и даже видео крутили по центральным каналам. А все равно оказывалось, что не он там, другой. А сам Коптоев жив-здоров, ну или хотя бы просто жив, и опять дает знать о себе очередным налетом, засадой, взрывом, каким-нибудь изуверством несусветным, поистине легендарным… Вот-вот.