— Привезу твоего Брута, не волнуйся, — сказал Юрий Петрович в трубку. И спохватился: — Если только родители, конечно, не будут против.
Петр Данилович развел руками: какие проблемы? Клавдия Ивановна поджала губы и отвернулась.
Решение по Мигунову принимал не Паркинсон. И даже не Фоук, хотя именно он, скорее всего, и «продавил» его в высоких инстанциях. Но озвучить это решение, а также заручиться поддержкой лучшего в ЦРУ «композитора ситуаций», специалиста в области оперативного моделирования, предстояло именно Паркинсону — как шефу Русского отдела.
Специалист по эксфильтрации Грант Лернер в последние годы стал носить линзы и зачесывать назад слегка поредевшие волосы. Во всем остальном он оставался прежним Лернером: точным, циничным, холодным, даже демоническим, с возрастом все более походившим на зрелого Джека Николсона в «Иствудских ведьмах» — на первый взгляд не похожего на дьявола, но между тем именно им и являющимся.
Лернер внимательно выслушал начальника Русского отдела, вычленил главное и задал уточняющие вопросы:
— Значит, Родион Мигунов не просто перспективный агент, но и «ключ» к важной стратегической операции?
— Да, — ответил Мел.
— И условием выполнения возложенной на него задачи он поставил освобождение из особорежимной колонии его отца — того самого «Зенита»?
— Да, — кивнул Паркинсон.
— И вы согласились на его условия, — не спросил, а утвердительно сказал Лернер.
— Да.
— И теперь вы хотите, чтобы я повторно попытался сделать то, что один раз мне уже не удалось?
Паркинсон взглянул на свои ладони, длинные и сухие, как у египетской мумии, и в четвертый раз сказал:
— Да.
— Такого в моей практике еще не было.
Лернер поднялся, одернул пиджак.
— Я подумаю, — сказал он на прощанье.
Грант перезвонил через неделю и назначил встречу.
— Я возьмусь за эту работу, — без прелюдий сообщил он. — Первое, что мне нужно, это свободный, в разумных пределах, бюджет.
— То есть неограниченный, — уточнил Паркинсон.
— Второе, — сказал Лернер, пропустив замечание мимо ушей. — Мне необходимо попасть в состав международной экспедиции «Заозерский феномен», которая начнет работу через месяц. Легенду я продумаю, вы обеспечите ее достоверность.
— Я понял, — сказал Паркинсон и растянул губы в улыбке. — Это все, или будет еще что-то третье?
— Не исключено, что появится. И третье, и четвертое, — спокойно сказал Грант Лернер. — Во всяком случае, работать мы будем по нескольким линиям одновременно. Я продумаю легенды прикрытия…
* * *
Антарктика. Минус сорок два. Ветер двадцать восемь метров в секунду. База поискового отряда доктора Б. Эшборна в сотне километров от антарктической зимовки «Старый Палмер». Это территория так называемой «Южной Метеоритной Плантации». Шесть пирамидальных палаток, дизель-генератор, вездеход. И голубой флажок с забавным пингвином и аббревиатурой ANSMET (Антарктическая программа по поиску метеоритов), чудом не разлетевшийся еще на мелкие клочки под ударами ветра. Из-за поломки солнечных панелей четыре человека остались на базе, чтобы устранить неисправность. Остальные члены группы на снегоходах цепью прочесывают ледник в поисках вожделенных серых, черных и бурых вкраплений на ослепительно белой поверхности. Сверяясь по GPS-навигаторам, группа достигла рубежа, где вчера поиски были остановлены. Большая часть людей спешивается и чуть ли не ползком, пригибаясь под ветром, продолжает путь на своих двоих — так больше вероятности ничего не пропустить. Несколько человек подгоняют снегоходы следом, не давая морозу обездвижить технику.
— Бэзил, это Хогвуд. Сейчас у меня пальцы отвалятся, Бэзил, — пожаловался по внутренней связи человек в оранжевом климатическом комбинезоне. Лица не разглядеть, оно спрятано за черной шерстяной маской. — Только начали, а мне уже кажется, будто пассатижами кости дробят.
Они шли в пятнадцати метрах друг от друга, но переговариваться без рации было невозможно, в воздухе стоял реактивный гул.
— Это все ветер, — отозвался доктор Эшборн. — Сделай «наши пальчики играли».
— Делал. Не помогает.
— Тогда думай о другом. О приятном.
— Я думаю о других странах, Бэзил. Где нет такой чертовой погоды.
— Вот-вот.
— Даже в Сибири сейчас теплее, чем здесь! Главное, метеоритов там сейчас куда больше, чем здесь! И не этих «клопов», которые мы с тобой ищем… Глыбы никелистого железа! Свежего, без следов контаминации! Глыбы! Слышишь меня?
— Еще не факт, что железо, — буркнул Эшборн. — А если кометное тело? Или каменный хондрит?
— Я никак не возьму в толк, как это могло произойти! — Хогвуд, похоже, его не слышал. — Гигантский метеорит! Невероятно! «Заозерский феномен»! Событие планетарного масштаба! Я чуть не спятил от радости, когда услышал! С семи лет мечтал о чем-то таком! Нет… с пяти лет! Мечтал — и вот на тебе, дождался!..
— Если будешь орать, воспаление легких подхватишь вдобавок, — предупредил его доктор Эшборн.
— Ведь я лично вручил наши с тобой заявки этой старой лисе Гульвигу! Он заверил, что место в международной экспедиции нам обеспечено! Сто процентов! Сто двадцать процентов! Можешь, говорит, заказывать билеты в Заозерск и покупать бутылку шампанского! Черт побери, Бэзил, ведь мы с тобой ученые с мировым именем! У нас самый высокий рейтинг цитирования в сообществе! Как так могло получиться? А?
Доктор Бэзил Эшборн ничего не ответил, но даже маска его (точно такая же, как у Хогвуда), кажется, приобрела трагическое выражение.
— А он кто такой? Этот П-пер… П-першинг какой-то!! — от возмущения Хогвуд даже заикаться начал. — Сэмюэл, мать его, Першинг! Раздери меня медведь!! Кто он вообще такой, Бэзил? Ты слышал о нем хоть что-нибудь?
— То же, что и ты, — с горечью проговорил доктор Эшборн. — Что было написано во вчерашнем бюллетене Комитета: «Родился… окончил… участвовал…».
— У него ни одной публикации даже нет!! — взвыл Хогвуд, заглушая антарктический ветер. — Это какой-то мойщик колб! Чистильщик лабораторных кювет! И это его кандидатуру утверждают в состав экспедиции, оставляя нас с тобой за бортом! Ну, где справедливость, а?!
— Я думаю, никакой он не мойщик колб, — сказал Эшборн.
— То есть? — опешил Хогвуд. — А кто он тогда?
— Не знаю. Хотя… Да ты и сам ведь догадываешься наверняка. Не мальчик уже. Лучше не обсуждать эту тему.
— Нет! Ни о чем таком я не догадываюсь, Бэзил! Кто он, этот хренов Сэмюэл Першинг, скажи мне, ради Бога!
Доктор Эшборн внезапно затормозил, словно устал сопротивляться дующему в лицо ветру, покачнулся, медленно-медленно наклонился и уперся руками в колени. Хогвуду показалось, что ему стало плохо.