Ленсман из Утре-Энебакка стоял у очистных сооружений у Вёйентанген и ждал их, как и было условлено. Они припарковались, он представился: Скай, что особенно понравилось Бьёрну Холму, а потом они пошли за ним вниз к плавучей пристани, у которой примерно дюжина лодок покачивалось на спокойной воде.
— Рано еще вытаскивать лодки на воду, — заметила Кайя.
— В этом году льда так и не было, да и не будет уже, — сказал ленсман. — Это впервые. Я тут родился, а такого не припомню.
Они ступили в широкую плоскодонку. Бьёрн — немного осторожнее, чем остальные.
— Да здесь мелко, — сказала Кайя, а ленсман оттолкнул плоскодонку от причала.
— Йес, — ответил он, глянул вниз на воду и завел мотор, решительно дернув за шнур. — Но веревочная мастерская на другом берегу, там глубоко. Можно доехать и по суше, дорога туда почти доходит, но там склон такой крутой, что иначе чем на лодке не доберешься. — Он поставил переключатель на переднюю скорость. Птица неизвестного вида поднялась с дерева в глубине ельника и предостерегающе прокричала — неизвестно что.
— Ненавижу море, — признался Бьёрн.
Харри едва смог расслышать его из-за грохота двухтактного навесного мотора. Они скользили в сером предвечернем свете по полосе чистой воды между стенами камыша высотой метра в два, миновали кучу веток, — Харри предположил, что это бобровая хатка, — и дальше, по каналу среди полузатопленных деревьев, похожих на мангровые заросли.
— Это озеро, — заметил Харри. — А не море.
— Хрен редьки, — сказал Бьёрн и отодвинулся от борта на середину банки. — По мне, ничего нет лучше суши, где-нибудь подальше от моря, чтоб только коровий навоз и горы.
Канал расширился, и озеро Люсерен наконец открылось их взору. Лодка, пыхтя, проплывала мимо каменных утесов и островков с покинутыми на зиму дачками — их черные окна, казалось, следили за ними бдительным взглядом.
— Дачки от Герхардсена, [45] — прокомментировал ленсман. — Здесь у тебя никогда не будет стресса, как на Золотом берегу, где ты просто вынужден соревноваться с соседом — у кого яхта больше или роскошнее пристройка к даче. — Он сплюнул в воду.
— Как же его все-таки зовут, этого смешного придурка по телевизору, который из Утре-Энебакка? — спросил Бьёрн, стараясь перекричать шум мотора. — У него еще очки разбиты. И мопед.
Ленсман безо всякого выражения посмотрел на Бьёрна Холма и медленно покачал головой.
— Веревочная мастерская, — сказал он.
Впереди, на берегу, почти у самой воды Харри увидел старое удлиненное деревянное строение, одиноко стоящее под крутым склоном холма. С двух сторон к нему вплотную подступал лес. Рядом с мастерской вдоль отвесной стены горы шли рельсы и исчезали в черной воде. Сурик на стенах дома облупился, а окна и двери зияли открытыми проемами без стекол. Харри прищурился. Наступали сумерки, и казалось, что в одном из окон стоит одетый в белое человек и смотрит на них.
— Черт, настоящий дом с привидениями, — засмеялся Бьёрн.
— Да, так говорят, — сказал ленсман Скай и выключил мотор.
Во внезапно наступившей тишине они услышали, как смех Бьёрна эхом отозвался на другом берегу, а следом раздался звон одинокого овечьего колокольчика, долетевший до них через все озеро.
Кайя спрыгнула на берег и с проворством, говорящим о том, что это было для нее делом привычным, привязала причальный конец к полусгнившему позеленевшему столбику, торчащему между водяных лилий.
Они сошли с плоскодонки на огромные валуны, которые использовались в качестве причала. Шагнули в дверной проем и оказались в очень длинном, узком и пустом помещении, пахнущем рыбьим жиром и мочой. Снаружи здание выглядело короче, часть его скрывал густой лес. Если ширина дома составляла чуть больше двух метров, то от торца до торца было метров шестьдесят.
— Тут вставали с двух концов мастерской и ссучивали веревку, — объяснила Кайя прежде, чем Харри успел задать вопрос.
В одном углу валялись три пустые пивные бутылки, и было видно, что кто-то пытался развести костер. На противоположной стене, перед парой оторванных досок, висели сети.
— После Симонсена желающих взять себе эту мастерскую не оказалось, — пояснил ленсман и огляделся. — Так и пустует с тех пор.
— А для чего тут рельсы? — поинтересовался Харри.
— Ну, во-первых, для того, чтобы спускать и поднимать лодку, на которой привозили бревна. И еще для того, чтобы держать бревна под водой, когда они отмокают. Он привязывал стволы к вагонеткам, которые наверняка все еще стоят там наверху, в сарае. А потом пускал вагонетки в воду и поднимал наверх через несколько недель, когда дерево уже доходило до нужной кондиции. Он практичный был, Симонсен.
Все вздрогнули, когда в лесу, прямо за стеной домика, вдруг раздалось блеяние.
— Овца, — сказал ленсман. — А может, олень.
Они последовали за ним по узкой лестнице на второй этаж. Посреди комнаты стоял огромный длинный стол. Оба конца похожей на коридор комнаты терялись в темноте. Под подоконниками валялись осколки разбитого оконного стекла, в окна задувал ветер и, тихо посвистывая, трепал изъеденную молью подвенечную вуаль на женщине, глядящей на озеро. Это был манекен, ниже торса виднелся скелет: черный железный штатив на колесиках.
— Симонсен использовал ее как пугало, — сказал Скай и кивнул в сторону фигуры.
— Жутковато, — отметила Кайя, подошла поближе к ленсману и, поеживаясь, закуталась в куртку поплотнее.
Он взглянул на нее и криво улыбнулся:
— Вся здешняя ребятня боялась ее до смерти. Взрослые говорили, что в полнолуние она бродит по окрестностям и ищет своего возлюбленного, который бросил ее в день свадьбы. И что ее появление сопровождается скрипом несмазанных колесиков. Я ведь и сам вырос недалеко отсюда, в Хаге.
— Правда? — удивилась Кайя, а Харри подавил улыбку.
— Йес, — сказал Скай. — Это, кстати, единственная известная женщина в окружении Симонсена. Он был такой одинокий волк. Но веревки делать умел.
Бьёрн Холм, находившийся у них за спиной, поднял кусок веревки, висящий на гвозде.
— А что, разве я сказал, что тут можно что-то трогать? — спросил ленсман, не оборачиваясь.
Бьёрн поспешил повесить веревку на место.
— О'кей, шеф, — сказал Харри и улыбнулся Скаю, не разжимая губы. — Можно тут что-то трогать?
Ленсман окинул Харри оценивающим взглядом.
— Вы мне еще не рассказали, в чем дело.
— Это строго конфиденциально, — сказал Харри. — Прошу прощения. Экономические преступления. Сами понимаете.
— Вот как? Если вы — тот самый Харри Холе, как мне кажется, то вы работаете с убийствами.