Он как можно тише открыл дверь и вошел в коридор. Постоял, прислушиваясь, у двери в гостиную. Тишина. Слишком тихо? Он нажал на ручку и распахнул дверь, но сам притаился рядом с дверным проемом, спиной к стене. А потом нагнулся и стремительно шагнул в темноту, держа нож перед собой.
В темноте он различил фигуру мертвеца, сидящего на полу. Голова поникла, а руки по-прежнему обнимали печку.
Он сунул нож в ножны и включил свет возле дивана. Раньше он об этом не задумывался, и только сейчас ему пришло в голову, что диван очень похож на диван в Ховассхютте, и Туристическое общество наверняка получило приличную скидку, потому что закупило их оптом. Но обивка вытерлась, хижину закрыли несколько лет назад, потому что места здесь опасные, произошло несколько несчастных случаев, когда туристы, пытавшиеся добраться до хижины в непогоду, срывались в пропасть.
Мертвец у железной печки медленно поднял голову.
— Извини, что вот так вломился. — Он проверил, хорошо ли закреплена цепь, приковавшая руки мертвеца к печке.
Потом принялся разбирать рюкзак. Шапку он натянул очень низко и в продовольственном магазинчике в Устаусете пробыл совсем недолго, буквально вошел и вышел. Печенье. Хлеб. Газеты. Из них он побольше узнает про пресс-конференцию. И еще про эту свидетельницу в Ховассхютте.
— Иска Пеллер, — произнес он громко. — Австралийка. Она в Ховассхютте. Как по-твоему? Она что-то видела?
Голосовые связки человека у печки позволили ему только просипеть:
— Полиция. Полиция в Ховассхютте.
— Знаю. Об этом написано в газете. Один сыскарь.
— Они там. Полиция сняла хижину.
— Вот как? — Он взглянул на того, другого. Неужели полиция устроила ловушку? И эта свинья, которая сидит тут перед ним, пытается ему помочь, спасти его, чтобы он в эту ловушку не угодил? Сама эта мысль привела его в ярость. Но та женщина все-таки что-то видела, иначе ее бы не привезли издалека, из самой Австралии. Или? Он схватил кочергу.
— Черт, как же ты воняешь! Ты что, обосрался?
Голова мертвеца снова упала на грудь. Этот тип явно переселился сюда. В ящиках лежали его личные вещи. Письмо. Кое-какие инструменты. Несколько старых семейных фотографий. Паспорт. Словно мертвец собирался бежать, планировал перебраться в другое место. Другое, а не это, в котором оказался, у самого пламени, где ему суждено мучиться за свои грехи. Хотя иной раз подумаешь, что, возможно, за всей этой чертовщиной стоит вовсе не этот мертвец. Ведь есть же границы боли, которую способен вытерпеть человек, прежде чем у него развяжется язык.
Он вновь проверил телефон. Черт, нет связи!
И какая вонь. Лабаз. Надо вывесить его там подсушиться. Именно так раньше поступали с копченым мясом.
Кайя улеглась в спальне, надеясь хоть немного поспать до своего дежурства.
Колкка налил кофе сначала себе, потом Харри.
— Спасибо, — поблагодарил Харри, уставившись в темноту.
— Лыжи деревянные, — сказал Колкка, стоя у камина и рассматривая лыжи Харри.
— Это моего отца, — сказал Харри. Он нашел все лыжное снаряжение в подвале дома в Оппсале. Палки были новые, из какого-то металлического сплава и казались легче воздуха. Харри даже подумал, вдруг палки внутри заполнены гелием? Но лыжи были те же, старые, широкие горные лыжи.
— Когда я был маленьким, мы каждый год на Пасху ездили в хижину дедушки на горе Леша. Мой отец всегда хотел взобраться именно на эту вершину. Поэтому он говорил нам с сестрой, что наверху есть киоск, там продают пепси-колу, Сестрёныш ее обожала. Так что если мы преодолеем этот последний подъем, то…
Колкка кивнул и провел рукой по нижней стороне некрашеных лыж. Харри глотнул кофе.
— Сестрёныш от одной Пасхи до другой успевала забыть, что это просто обман. И мне тоже хотелось забыть. Но я старался запоминать все, что внушал мне отец. Правила поведения в горах, как ориентироваться без компаса, как выжить под лавиной. Норвежские королевские династии, династии китайских императоров, американских президентов.
— Хорошие лыжи, — сказал Колкка.
— Коротковаты малость.
Колкка уселся у окна в другом конце комнаты:
— Да, в такое в детстве не верится. Что лыжи отца станут тебе коротки.
Харри подождал. Потом подождал еще немного. И наконец услышал.
— Она была такая красивая, — сказал Юсси Колкка. — И мне казалось, я ей нравлюсь. Смешно. Но я только потрогал ее грудь. Она не сопротивлялась. Наверное, испугалась.
Харри подавил желание встать и выйти из комнаты.
— Это правда, — продолжал Колкка. — Приходится служить тому, кто вытащил тебя из помойки. Даже если видишь, что он тебя использует. А что делать? Иногда приходится определяться, на чьей ты стороне.
Когда Харри понял, что словесный фонтан заткнулся, он поднялся и вышел на кухню. Обшарил все шкафчики в отчаянной попытке найти то, чего, как он знал, здесь быть не могло, в попытке хоть как-то отвлечь того, кто отчаянно вопил в его душе: «Хоть бы одну рюмашку, только одну».
У него появился шанс. Один. Призрак отстегнул цепь, поднял его, выругался, сказал что-то насчет вони и пинками погнал его в ванную, где толкнул на пол в душе и включил воду. Потом призрак постоял там немного, рассматривая его и пытаясь позвонить по мобильному телефону. Снова выругался из-за того, что нет связи, и пошел в гостиную, где сделал еще одну попытку, он это слышал.
Хотелось плакать. Он убежал сюда, спрятался здесь, чтобы никто его не нашел. Устроился в заброшенной туристической хижине, взяв с собой все необходимое. Думал, что здесь-то он в безопасности, ведь кругом одни обрывы и пропасти. В безопасности от призрака. Он не плакал. Потому что, пока вода проникала сквозь одежду, размягчая остатки прижарившейся к спине красной рубахи, он понял, что это его шанс. Его собственный мобильник в кармане брюк, которые лежали на стуле рядом с раковиной.
Он попытался встать, но ноги не слушались его. Ничего страшного, до стула всего какой-то метр. Оперся черными обожженными руками о пол, стараясь не обращать внимания на боль, бросил тело вперед, он слышал, как лопаются пузыри от ожогов, чувствовал, как запах усиливается, но со второй попытки он достиг цели, поискал в карманах и вытащил телефон. Он оказался включен, и сигнал прекрасный. Список контактов. В свое время он записал телефон того полицейского, главным образом чтобы видеть на дисплее, если тому вздумается ему позвонить.
Он нажал кнопку вызова. Казалось, телефон затаил дыхание в маленькой вечности между гудками. Один-единственный шанс. Душ шумит, он его не услышит. Наконец-то! Раздался голос полицейского. Он оборвал его своим сиплым шепотом, но голос продолжал говорить как ни в чем не бывало. И тут до него дошло, что это автоответчик. Он ждал, когда же голос смолкнет, сжал телефон, почувствовал, как лопнула кожа на руке, но не выпустил трубку. Не мог ее выпустить. Ему надо оставить сообщение… черт, да хватит уже, где же долгий гудок?