Мне принесли десерт, из-за него, собственно, я и осталась, ух очень Самарский его расхваливал. Я задумчиво облизывала ложку, демонстрируя дурные манеры, и пыталась решить, какое впечатление произвел на меня этот человек. Скорее всего, он говорил правду. И, разумеется, ему не хотелось бы, чтобы об этой правде узнали в милиции. Вроде бы глупость, но из-за подобной глупости и я в милиции соврала, испугалась, что запишут в убийцы. Политики народ нервный, увидеть свою голую задницу в какой-нибудь газетенке и грузчику малоприятно, если он не извращенец, конечно. А политику это может стоить карьеры. Хотя я не припомню, чтобы из-за подобных скандалов кто-то из них подавал в отставку. Напротив, умудрялись выжать из ситуации максимум полезного, в смысле популярности. За несколько дней до выборов — это компромат, а потом…
Александр Петрович, или просто Саша, прав: легче заплатить шантажисту, чем его убивать. Если он не угробил старика накануне выборов, то сейчас это было бы и вовсе глупо. Однако своей репутацией он дорожил и предпочел вернуть фотографии, оттого и полез ночью в дом. Неужто там действительно никто не запирает двери? Тогда почему карлик просил меня о помощи?
С одной стороны, все вроде бы логично и понятно. Кстати, рассказ Самарского объясняет некоторые странности с Костолевским. Скорее всего, жил он на денежки, полученные путем шантажа. Для Самарского копейки, а старикану на хлеб с маслом хватало. Однако земля и дом, что он построил несколько лет назад, стоят огромных денег. Должно быть, Эдик прав и старик действительно провернул какое-то дельце. А что, если прав Самарский и Костолевский шантажировал не только его? Домосед, милый дядька, который приглядывает за богатыми соседями, а потом их попросту обирает? Карлик болтал о власти, вот она власть. И клад — никакие не золото-бриллианты. Это компромат на граждан. Точно. Кроме Самарского, были и еще жертвы. Вот кто-то из них старика и убил. А потом и Ирину с карликом, так как боялся, что им известно о компромате. Виталий и Егор в этом смысле действительно перспективны. Один здорово нервничал, другой проявил завидное равнодушие к наследству. Или все-таки все упирается в это самое наследство? Похоже, Самарский действительно ни при чем. Хотя в тот вечер Ирина смотрела на него без всякой приязни, он чем-то очень ее раздражал. А потом побежала к нему искать защиты? А если не защиты она искала, а хотела продолжить дело, начатое дядей? То есть шантажировать Самарского? Завещание произвело на нее ужасное впечатление, хотя не совсем ясно почему. Вроде бы она ничего не теряла. И Самарский вполне мог поддержать традицию и платить ей какие-то деньги, но убивать… Значит, родственники или некто, кого я пока не знаю. Стоп. Старик завещал пейзаж какой-то женщине. Самарскому «Искупление», ей пейзаж. Что, если она тоже жертва шантажа? Такие шутки вполне в духе старика. Как же ее фамилия? Молчанова.., да… Анна Молчанова. Живет где-то здесь. Надо бы с ней свести знакомство.
Воодушевленная этими мыслями, я отодвинула опустевшую креманку и решила, что мне пора отправляться домой. Выйдя на веранду, я бросила взгляд туда, где сидел Кирилл, и убедилась, что он уже ушел. Жаль, что я не имела возможности понаблюдать за ним и не знаю, была ли у него здесь назначена встреча, или он ужинал в одиночестве.
Я шла по дорожке, украшенной фонариками, и продолжала ломать голову над многочисленными загадками. Но как только вступила в лес, почувствовала смутное беспокойство. Первое, на что я обратила внимание: два фонаря впереди не горели, теперь здесь было очень темно. А между тем два часа назад с фонарями был полный порядок. Я насторожилась и пошла медленнее. Затем, не отдавая себе отчета в том, что делаю, я сбросила туфли и теперь несла их в руках, потому что стук каблуков по плитке в ночном воздухе казался оглушительным.
Я преодолела еще метров пятьдесят и тогда заметила, что слева под деревьями что-то блеснуло в свете луны. Я замерла, присмотрелась и сообразила — это мотоцикл. Почему бы здесь и не быть мотоциклу? Мысль, кстати, весьма здравая, но тут пришли другие соображения. Александр Петрович отбыл по срочному делу и сейчас довольно далеко от Дубровки в компании граждан, безусловно внушающих доверие правоохранительным органам. И если мне ненароком пробьют голову, у него будет полное алиби.
Боже мой, ну конечно. Я невольно попятилась. Он настойчиво внушал мне мысль о том, что убийца кто-то из родственников, а между тем Ирину убили, когда она возвращалась от него, и то, что она просила у него помощи, я тоже знаю с его слов. Укокошит меня, и мою раннюю кончину свалят все на ту же родню. Хотя это, конечно, глупость. Меня-то зачем убивать? Мне ведь доли в наследстве не полагается. Бегом, назад в ресторан, вызвать такси…
Я развернулась, заметила тень за своей спиной, хотела закричать, но некто схватил меня в охапку и с силой зажал мне рот, а потом оттащил в сторону от дорожки. Я попыталась огреть его туфлями, которые все еще держала в руках, и тут он сказал:
— Веди себя прилично.
Передо мной был Кирилл. Но это отнюдь не успокоило, потому что и он у меня был на подозрении. Он разжал руки и тихо спросил:
— Обязательно болтаться по ночам одной?
— Вам-то что? — буркнула я, решив, что если он не придушил меня сразу, так, может, и обойдется?
— Это не тебя там поджидают? — он ткнул пальцем в направлении мотоцикла.
— Вы думаете, меня хотят убить? — спросила я.
В лунном свете лицо его приобрело изумленное выражение.
— За что?
— Вы что, не знаете, какие дела здесь творятся?
— А-а, эти убийства. К тебе-то они какое могут иметь отношение?
— Кто же меня тогда ждет? — растерялась я.
— Твой приятель на мотоцикле.
— Какой приятель? О господи… — Если честно, я успела забыть недавний инцидент.
— Идем, — сказал Кирилл и взял меня за руку.
Мы пошли по дорожке. Я пристально вглядывалась в темноту, с беспокойством отметив: как собран мой спутник, точно ожидает нападения. Мы поравнялись с тем местом, где был мотоцикл, и убедились, что он исчез.
— Похоже, его планы изменились, — сказал Кирилл, оглядываясь. — На всякий случай провожу тебя домой.
— Вы всем девушкам помогаете? — спросила я, хотя лучше бы помалкивала.
— Нет, только красивым и глупым.
— Вас послушать, так я дура набитая. — «Ну кто меня просил рот раскрывать?»
— А какая ты? Опять же, с эдакой красотой ум тебе ни к чему. Обязательно найдется придурок, готовый прийти на помощь.
— Это вы себя имеете в виду?
— Разумеется.
— Самокритично.