Подписывая мое заявление, директриса сказала, что «ей очень жаль, но она все понимает», и пригласила заходить, по крайней мере прийти на линейку первого сентября и рассказать деткам вживую про то, «как я провела лето». Я обещала. Я не хотела, чтобы детки и бывшие коллеги начали меня считать одной из телевизионных фиф, которых не берет ни целлюлит, ни прыщи. И еще нужно предупредить, чтобы ни в коем случае не покупали «чудо-тазик», который рекламирует наш канал. Тазик якобы выводит шлаки через нижние конечности. Несколько известных людей, включая артистов советских времен, полощут в тазике пятки. Я для этой рекламы не подошла по возрасту, но народ-то предупредить надо! По крайней мере знакомых.
У тети Светы бурно развивался роман с генералом Ерепенниковым, который первым из ее мужей и любовников не трудился в поте лица на нашей даче. Он организовал для этого курсантов из школы милиции. На соседней даче в эти дни трудились курсанты Военно-медицинской академии – там тоже появился новый родственник, с которым генерал коротал субботние вечера. Моя мама сказала, что не может на все это смотреть, и весь август жила у папы. Я была этому очень рада.
Генерал Ерепенников передавал мне поступающую из Голландии информацию. К сожалению, Паскудников многого не знал. Он выполнял роль курьера и имел дело всегда с одним человеком, который и передавал ему груз. Этот человек был запечатлен на фотографиях интерполовцев, которые мне показывали вместе со снимками «Константина». Журналист даже не знал, что возит переработанные камни! Он был уверен, что это бриллианты чистой воды.
Драгоценности он собирался вывозить в другой раз, совсем для другого заказчика, но таким же образом, однако не успел и вообще не понял, куда пропали два комплекта. Он долго не хотел признавать наличие бриллиантов в урне с прахом мамы, которые потом перекочевали в раму с ее портретом, но в конце концов был вынужден это сделать.
Это были «изъятые» им лично бриллианты, – как сообщил он шепотом следователю. Он даже в европейской тюрьме боялся громко говорить о том, что надул таких серьезных людей. Паскудников был уверен: серьезные люди прознали, что он «крысятничает», и поэтому и сдали его Интерполу.
Он заявил, что не знает, кто обокрал квартиру Ксении и кто влезал к Агриппине Аристарховне. Паскудников все время повторял, что он – только курьер. Что давали, то и вез. Сам не воровал.
Но даже если и так, его ждал большой тюремный срок. А журналистская карьера закончилась.
Я не жалела о случившемся – у меня началась совершенно новая жизнь, которая мне нравилась. Страх, в общем, прошел. Расстраивало меня только одно – Лассе не звонил и не приезжал. Я вспоминала, как мне было хорошо с ним, но с сожалением понимала, что для него это, вероятно, был рядовой эпизод. Он работал, а для того чтобы получить у меня информацию – и камни, – требовалось сыграть роль первоклассного любовника. Артист он великолепный, как я успела убедиться. Правда, первоклассного любовника ему не требовалось играть… Он был первоклассным любовником. Он разыгрывал интерес ко мне… Интерес, конечно, присутствовал, но не тот, о котором я мечтала.
Мне было очень тяжело признать, что я ему не нужна.
Поэтому я так и увлеклась новой работой, чтобы постараться забыть Лассе, но нет-нет да и вспоминала. Конечно, я не звонила ни по одному из телефонов, и фотографии драгоценностей по электронной почте не послала.
Если бы мужчина захотел – связался бы со мной сам. Но он явно не хотел… А я не хотела навязываться. Я не тетя Света, которая берет быка за рога, а мужика за известную часть организма. То и дело, засыпая, я пускала в подушку слезу. Но я так уставала, что засыпала очень быстро.
В конце августа я как-то проснулась от телефонного звонка.
– Быстро в офис! – рявкнул директор телеканала вместо приветствия. Я никак не ожидала его услышать и не должна была быть в офисе с утра.
Я наложила легкий макияж и вылетела из дома.
В директорском кабинете сидели гонцы из Голливуда. При моем появлении мужчины вскочили с мест и стали мне широко улыбаться. Я ничего не понимала.
– Тебя приглашают в Голливуд, – объявил директор канала. – Готовы заплатить нам штрафные санкции, только чтобы мы тебя отпустили. Говорят, что сделают из тебя звезду.
Я хлопнула глазами, потом спросила у представителей Голливуда, откуда они вообще узнали о моем существовании. Неужели у них крутят рекламу японских средств для ухода за волосами, в которой я снималась? Про отечественные шампуни я даже не спрашивала.
– О, нет! – воскликнул один из американцев. – Мы видели ваши съемки в естественной обстановке. Когда вы не знали, что вас снимают. Когда на вас не было профессионального грима. И вы без всего этого, без нужных ракурсов все равно смотритесь очень хорошо. После того как мы оденем вас, как нужно, с вами поработают наши гримеры, а наши операторы будут снимать вас под самым выгодным углом, вы станете великолепны. Прочитайте условия предлагаемого нами контракта. Обсудите его с вашим юристом. У нас еще есть дела в России, и мы хотели бы получить ваш ответ в понедельник.
Мы разговаривали в четверг.
Несколько прибалдевшая, я отправилась домой с контрактом. Предлагаемая сумма казалась мне баснословной. С чего бы это они так расщедрились?
Вечером позвонил Лассе и попросил разрешения заехать в гости. Забыв о гордости и своих обещаниях самой себе отказать ему, если все-таки позвонит, я согласилась. Я сказала себе, что посоветуюсь с Лассе насчет контракта. Я считала, что он может дать мне в данном вопросе лучший совет. И вообще если я уеду в Америку… Я должна сделать самой себе прощальный подарок!
Он опять выглядел шикарно. Он принес мне цветы, вино, конфеты. Я вела себя как ни в чем не бывало, словно мы расстались вчера или позавчера. Может, в Америке я о нем забуду? В Голливуде же много шикарных мужиков…
– Чем занимаешься? – спросил он.
– Изучаю условия контракта. Меня зовут в Голливуд.
– Неудивительно, – невозмутимо заметил Лассе. – Реалити-шоу имело там огромный успех, а канал, по которому его демонстрировали, совершил рекордный скачок в рейтинге. Сейчас там идет повтор.
– Какое реалити-шоу? Я не снималась ни в каких реалити-шоу. По крайней мере пока.
– Снималась, Марина. И я снимался. Хорошо хоть в гриме, иначе пришлось бы ложиться под нож пластического хирурга. Или искать другую работу.
Я в непонимании уставилась на Лассе.
– Ты вообще о чем говоришь?
– Американцы тебе не объяснили? А я как раз привез тебе диски. Компьютер у тебя есть? Или мне за своим ноутбуком в машину сходить?
– Ты оставил ноутбук в машине?! Давно не был в России? Конечно, иди за ним. В нашем городе только последний идиот оставляет ноутбуки в машине, как, впрочем, и все остальное, – добавила я, потом сказала «Ой!» и закрыла рот рукой.
Лассе только усмехнулся, ушел из моей квартиры и все-таки вернулся, хотя я не исключала, что он покинет ее навсегда. Как я могла назвать его идиотом? Как у меня это вырвалось?