Катя молчала. Она бы тоже ушла от своего. И теперь все больше и больше склонялась к мысли, что надо уходить. Главное, есть куда. Только вот позвонит ли Леша во вторник? Катя решила, что должна хоть немного пожить для себя. Пусть год, пусть месяц. Но узнать счастье. А потом… Не надо думать о том, что будет потом. Она практически решила ехать в Швейцарию.
Вера откусила кусочек огурца, встала и, покачиваясь, направилась к холодильнику, порылась там и достала кастрюлю.
– Пожрать чего-то существенного захотелось, – сообщила она. – Сейчас мясо разогрею.
– А макароны или картошка у тебя есть? – спросила Катя.
Вера остановилась в раздумье посреди кухни, потом дико расхохоталась и сообщила:
– А не знаю. Понятия не имею. Поищи в холодильнике.
Катя нашла тушеное мясо и картошку и взяла на себя приготовление закуски. Вера опять опустилась на табуретку и закрыла лицо руками.
Гостья уже не спрашивала, где стоят тарелки, сама нашла их, разложила мясо с картошкой, пододвинула еще одну табуретку и поставила на нее еду. Вера вновь наполнила рюмки.
– Давай за… мужиков, что ли. За нормальных. Если остались еще такие, конечно. Есть еще нормальные мужики, Катька?
– Есть, – сказала Катерина и почему-то подумала о Леше.
– У тебя есть? – спросила Вера.
Катя молча кивнула и посмотрела в глаза старой знакомой.
– Так какого черта ты живешь со своим ослом? Бросай его к такой-то матери! Лет-то нам по скольку? Не останется времени на наше бабье счастье! Рви, пока еще не слишком поздно.
– Я вот все думаю, Вера… – призналась Катя.
– Чего тут думать, черт побери?! Уходи. Если тот, второй твой, предлагает, не думай. Это я тебе из своего печального опыта говорю. Или не предлагает?
– Сегодня предложил, – сказала Катя.
– Уходи, – повторила Вера. – Пусть подавятся наши благоверные своими деньгами. Господи, я так жалею, что мамы больше нет. Я бы к ней в Горелово уехала. Она ведь так и умерла в бабушкином доме. Как на пенсию вышла, туда перебралась. Дом сейчас пустой, заколоченный стоит. Мама Вовочку сразу же раскусила, предупреждала меня. Я, дура, не слушала. Красивой жизни хотела. Вот и получила. Сейчас бы уехать жить в деревню! А если бы мужик появился… Это вообще был бы идеальный вариант.
– А разве Юра… – начала Катя.
Вера махнула рукой.
– Это были деловые отношения. И они еще, видимо, продолжатся. – Вера кивнула на покрытое золой блюдце, стоящее в раковине. – Парни предлагают работать дальше.
– Работать? – не поняла Катя.
– Ах да, ты же ничего не знаешь. А кто попросил тебя передать мне письмо? – Катя уже собралась отвечать, но Вера вспомнила. – Леха. Ты говорила. Я уже не очень хорошо соображаю. Выпила, наверное, лишку. – Вера снова пьяно расхохоталась. – К Юре не уйти. Не нужна я ему. Но если бы позвал – и к нему пошла бы. Мы моего нагреть задумали. Парни, конечно, в первую очередь хотели деньги получить, я – отомстить своему. Но и денежки очень кстати были бы. И Юрка тоже моего гада проучить хотел.
– Но что вы сделали? – недоумевала Катя.
Вера молча налила себе еще водки, не дожидаясь Кати, выпила залпом и рассказала:
– Ребята засняли меня на пленку. На видео. Я там речь толкаю задушевную. О своей собачьей жизни с этим мерзавцем. О том, что он из себя представляет. Потом они меня научили камерой пользоваться, сказали, как ее установить надо, чтобы сама работала. Конечно, она не каждый раз оказывалась сфокусированной: она стояла между книгами в стенке, а мой ведь не всегда находился под нужным углом. Потом ребята и вторую камеру дали. Одну я в гостиной поставила, вторую в спальне. Засняла своего во всей красе: как он орет с красной рожей, плюется слюной, срывает на мне свою злость. Он даже не догадывался, что стал кинозвездой. Еще очень удачный кадр был, когда он мне врезал…
– Удачный? – ужаснулась Катя.
– Ты не понимаешь. Для фильма удачный. Я тогда его еще специально к середине комнаты подтолкнула, откуда его рожа полностью в объектив попала. Искаженная ненавистью. Он в тот раз матюгался, как сапожник, и мне врезал. Сцена получилась… – Вера даже причмокнула. Катя решила, что она здорово напилась. – Законное изнасилование тоже осталось для потомков. Но это еще не все! Я парням пожаловалась, что денег совсем нет. Они мне, кстати, за работу три штуки обещали. Три – накладные расходы, им по три за работу. Вот пятнашка и набежала. Но мне сразу же чего-то хотелось. Чего было ждать, пока мой раскошелится? Они мне тогда предложили в порнухе сняться. Чтобы добавить колорита. Я и снялась. С Юрой. Он тоже речь толкнул. Что, мол, старый говнюк жену не удовлетворяет, то есть меня, я поддакивала, приходится жене на сторону идти. Муженек себя на работе растрачивает. С секретаршами и прочими молодыми потаскухами. Юрку мой выгнал за роман со своей секретаршей, на которую сам имел виды. Потом парни его на улице засняли с юной шалавой. В норковой шубе, тварь. Смотрит на него влюбленными глазами. Фильм получился… На Каннском фестивале бы точно первое место взял.
Но Вера еще не знала про вторую кассету, которую получил Картуш…
Катя молчала. Она не могла представить, как нужно ненавидеть своего мужа, чтобы согласиться на подобное.
– Когда мой просмотрел шедевр киноискусства, то взвился к потолку. Да, ребята еще фотографии подготовили. С пленки. Я не знаю, как это делается, но неважно. Типа «Крупный бизнесмен избивает дома свою жену», «Известный своей благотворительной деятельностью финансист дома в ярости», «Галантный кавалер насилует собственную жену». Он как все это увидел… Но денежку выложил. Меня на месте прикончить хотел, уже замахнулся, но сообразил, что где-то может работать камера. Правда, я тогда на время одну ребятам отдала – ту, что в гостиной стояла. А вторую хорошо припрятала. Мы предполагали подобную реакцию моего благоверного. У ребят, конечно, копия кассеты осталась. Или они несколько копий сделали. Я точно не знаю. Одну сюда по почте прислали. «Для семейного просмотра». Потом позвонили ему и потребовали пятнадцать штук. Он от злости чуть дом по камешкам не разнес. У меня просто душа радовалась, на него глядючи.
– И чего ты добилась? – спросила Катя.
– Получила моральное удовлетворение! Смотрела на него, извивающегося, как минога на сковородке, носящегося по квартире и все время в страхе останавливающегося, чтобы камера, не дай бог, ничего не записала. Я обхохоталась!
– Вера, но нельзя же…
– Что нельзя? Что нельзя? А издеваться надо мной можно? А ни копейки мне не давать можно? Жизнь мне испортить всю? Я в тридцать восемь лет проституцией вынуждена себе на жизнь зарабатывать! Мне, кстати, за «съемку» парни двести баксов подкинули. Я своему пригрозила, что на панель выйду и вообще встану на Дворцовой площади и заору что-нибудь типа: «Налетай, мужики! Всех хочу!» Он меня теперь дома взаперти держит и под охраной. Нет, конечно, не из-за Дворцовой. Просто, чтобы контактов с парнями не было. Чтобы не смогла им никаких пленок передать, чтобы закончила свою актерскую карьеру. Но не тут-то было. Ты – просто ангел, спустившийся с небес.