Несколько раз в клуб приезжал Александр Анатольевич – иногда с компанией (которая интересовала меня больше всего), но чаще – один. Он производил очень благостное впечатление, но я хорошо помнила нашу первую встречу в метро и его последующие звонки мне – “ваш сценарий принят…”.
Мне так и не удалось подцепить его, хотя это был единственный человек, которого я страстно желала видеть в своей коллекции. Легкий кивок головы, ничего не выражающая улыбка – и все. В любом другом случае я дала бы понять, что он интересен мне, – в любом, но только не в этом. Играть в открытую тоже было опасно – чрезмерный интерес мог насторожить его. А те робкие знаки внимания, которые я ему оказывала, не произвели на Шуру Шинкарева, как называл его Володька, никакого впечатления.
Должно быть, я не в его вкусе. Это был первый прокол, первый легкий щелчок по моему задранному носу – не стоит думать, что ты можешь обаять любого. Не стоит думать, что ты можешь добраться до сути, прыгая из постели в постель. К этому я была не готова. Это было обидно, тем более что мы представлены друг другу…
Нужно было думать о каком-то другом, принципиально ином варианте. Но ничего более-менее приличного в голову не приходило. Долгими предутренними часами я валялась в кровати, придумывая все новые и новые схемы, некоторые казались мне вполне сносными, – но наступало утро, и при свете дня они выглядели смехотворно: некоторые варианты я отмела из-за их явной киношности, другие же могли засветить меня с первых же минут. Кроме того, нужно отдавать себе отчет, что ты только сопливая дилетантка, случайно удержавшаяся на гребне волны. То, что ты еще жива, – просто случайность, до тебя не доходят руки. Но стоит только чуть-чуть внимательнее к тебе присмотреться – и все вылезет наружу.
Шито белыми нитками, вот как это называется. Я предавалась тихому отчаянию – еще и потому, что усеянный телами путь привел меня в тупик, выхода из которого я не видела. А пока я – только чтобы не оставаться один на один со своими мыслями – позировала Серьге и все больше времени проводила с Тумановым. С одной стороны, это было довольно поучительно, но с другой – ни к чему меня не приближало.
Володька не оставил попыток волочиться за мной, но перевел это в совершенно иную плоскость: никакой романтики, пародия на большой стиль, пылкие утренние поцелуи и лазание под юбку в кинотеатре. В нем было хулиганское обаяние, а всю его тяжеловесность искупало чувство легкой самоиронии. Самоирония была его кредо, он по-настоящему забавлял меня, но я никогда не забывала о звонке Нимотси, после которого последовали дм убийства. И Володька, хотя и косвенно, был виноват в этом.
Да, он вывел меня на Александра Анатольевича, но с тем же успехом мог и не делать этого – бесполезная, хотя и крепкая ступенька…
Решение пришло неожиданно – во время очередного сеанса живописи. Серьга все переписывал и переписывал портрет, искал подтверждение ускользающей сути: иногда живописные черты казались почти отталкивающими, и я пугалась: Серьга шаг за шагом повторял становление моего лица в разгар прошедшего лета. Он собирал его по частям, как кусочки головоломки, – еще немного, и они сложатся в одну понятную картину.
И он, и я привыкли к этим медленно тянущимся дневным часам: возможно, давно не было собеседников, которые благодарно выслушали бы его; возможно, ему нравилось, что с женщиной можно вести себя вот так – без всяких комплексов и унижающей неудачников любовной игры.
А он и был неудачником – вгиковским неудачником, отличительной чертой которых было одно – они почти не вспоминали ВГИК, а если и вспоминали – то в самых уничижительных выражениях. Гораздо охотнее Серьга рассказывал о своей службе в армии – он служил в Западной группе войск как раз накануне ее вывода. Немцы не нравились ему, ему не нравились и финны – он относился к ним с презрением аборигена, впервые узнавшего от заезжих конкистадоров, что на свете существуют кока-кола и презервативы.
Его любимой историей была история о двух его однокурсниках-неграх, которых он свозил в марийскую глубинку на последнем курсе. Живых негров там не видели никогда с начала времен, и их приезд был сродни разорвавшейся бомбе. За неграми ходили толпы марийских крестьян, районная газета посвятила им целый разворот с характерным заголовком “Гости из дружественной Эфиопии в Марий-Эл”; в баню, где мылись негры, набивалось по несколько деревень. Кому-то из предприимчивых братьев Серьги пришла в голову идея брать деньги за просмотр негритянского тела и всех его частей. Денег было мало, платили в основном продуктами и самогоном. Негры имели большой успех, несколько раз участвовали в деревенских драках и совратили не один десяток женщин. В результате пришлось спасаться от разъяренных мужей бегством. И Серьга с неграми уехал из деревни под покровом ночи на подводе. Они пили самогон, пели эфиопские песни, считали марийские звезды, и Серьге даже показалось, что он счастлив.
Но он не был счастлив. Черт возьми, его счастье могла составить только эта сука, эта “долбаная двустволка” Алена. А вот Алены-то как раз и не было в его жизни. Иногда Серьга, ставший совершенно ручным, рассказывал мне о своих несбыточных фантазиях: он вполне мог бы приехать инкогнито в Питер, отследить Алену (я даже вздрогнула от похожести наших планов – моего осуществленного и Серегиного неосуществленного), завладеть ключами от ее дома, пробраться к ней в квартиру, и…
– Что – “и”? – спросила я.
Тут красноречие Серьги иссякало. Ну оставлял бы ей записки, цветы (“Неужели? – подумала я. – Сильно же тебя прижало!”) – мелкий любовный шантаж, назвал это косноязычный Серьга.
Я с трудом удержалась, чтобы не сорваться с места и не расцеловать Серьгу: вот оно, слово, найдено – шантаж!
Шантаж.
Мысли получили новый толчок, легко освоили подсказанное русло – и спустя несколько дней в моей голове созрел приблизительный план. Он был оформлен в самых общих чертах, но это уже было неважно – главное, план существовал! Он был довольно опасен, но все же после долгих раздумий был принят – только потому, что другого у меня не было. На первом этапе я вполне могу справиться сама – это нетрудно. Но второй потребует посторонней и – главное – мужской помощи. Единственной кандидатурой для этого весьма ответственного дела стала кандидатура Олега Васильевича, немного подзабытого за всеми полночными клубными делами. Несколько раз Олег звонил, но я так же не велась на него, как Шура Шинкарев – на меня. Теперь он вполне может сгодиться, нужно только деликатно его подготовить.
Чтобы окончательно прояснить всю последовательность действий, я попыталась изложить их на бумаге – уже опробованный способ, который до сих пор не подводил меня. Вверху листа я размашисто написала:
ПЛАН Подчеркнув это слово дважды и украсив его виньеткой, я приступила к разработке пунктов.
1. Несколько ослабить оборону и дать понять Туманову, что его усилия не напрасны. Согласиться переспать с ним, если не удастся – проникнуть в его квартиру по другому поводу. Но – только на его территории, это обязательное условие.