Несколько минут она смотрела на меня, а потом тихонько коснулась плеча.
– Черт знает что, мосты развели… Начало третьего.
– Я вижу, – спокойно сказала я.
– У меня есть альтернативный вариант, – Алена старалась не волноваться, – я живу здесь недалеко, на Крюковом… Ты можешь остаться у меня до утра. А утром я тебя отвезу.
Н-да, изящно все получилось, и мосты развели в масть, браво, Алена!
Я выждала паузу.
Алена извинительно развела руками:
– Надеюсь, ты не считаешь это похищением сабинянок?
– Никоим образом.
Спустя десять минут мы уже были возле Алсниного дома. Она лихо припарковала машину, вытащила пакеты, часть из них отдала мне – включая и затесавшийся сюда роскошный букет роз.
– Тебе нравятся розы?
– Нет. Я вообще не люблю цветы.
– Я учту, – серьезно сказала Алена.
…Она жила на втором этаже, окнами на Крюков канал, в огромной двухкомнатной квартире с евроремонтом и джакузи. Вот где я хотела бы закончить свои дни – лицом в мягкий ковер с длинным ворсом, у ножек стола красного дерева, рядом с осколками дорогого саксонского фарфора…
Спальня была совсем не похожа на немного тяжеловесную гостиную: зеркальный потолок, обитые черной тканью стены, огромная кровать под черным покрывалом, которое взрывали несколько ярких цветовых пятен – маленькие подушки с латиноамериканским геометрическим узором: кирпичные, желтые, оранжевые. Одна из стен была отдана на откуп рыбам: в нее на всю длину был вмонтирован огромный аквариум. Такого я не видела никогда: неспешная жизнь кораллового рифа протекала прямо перед глазами, аквариум завораживал своей реальностью.
Впрочем, я увидела все это чуть позже; а сейчас мы сидели с Аленой на кухне. Тяжелые буковые стулья показались мне слишком пресными, чтобы, сидя на них, общаться с экстравагантной Аленой, и поэтому я расположилась на полу. Прямо под большим портретом Марлен Дитрих в неизменном мужском костюме с жилеткой и мягкой шляпе с широкими полями.
Я чувствовала, что Алене было неудобно разговаривать со мной, глядя на меня сверху вниз, и после некоторых колебаний она тоже растянулась на полу, подперев голову руками.
Наш флирт стал более откровенным, глубокая ночь и количество выпитого этому способствовали, но мне удалось удержаться в рамках двусмысленных приличий, мягко отбивая ее такие же мягкие атаки. Она уже считала ненужным вуалировать свои желания, да и сейчас ей не удалось бы это. Она была достаточно близко ко мне, чтобы видеть ее вспухшие от томительного желания губы, и мокрые ресницы, и блестящие глаза, исполненные дивной непристойности. После второй бутылки шампанского она неожиданно перевернулась на спину и закрыла лицо руками.
– Я тоже думаю, что пора спать, – весело сказала я.
– Я не хочу спать. Я знаю, чего я хочу, только не спать… Я.., я больше не могу смотреть на тебя просто так, иначе сделаю какую-нибудь глупость.
– Увы…
– Да. Я понимаю. Извини.
– Думаю, у тебя не бывает проблем с… – я помолчала, выбирая выражения, – с партнершами. Тем более, ты всегда можешь их купить.
– Это жестоко, – тихо сказала Алена, и мне стало безумно жаль ее: запутавшаяся в запретных чувствах девочка. – Знаешь, иногда я ненавижу себя за эту свою дурацкую природу… Но ведь я не виновата, не виновата…
– Конечно, нет… – Я мягко погладила ее по волосам и почувствовала, как Алена притихла под моей рукой. – Никогда не стоит бороться с собой. Принимай себя такой, какая ты есть, и найдется кто-то, кто обязательно примет тебя…
– А ты? Ты могла бы? – Она подняла голову.
– Не думаю, что это стало бы определяющим для тебя.
– Кто знает… Расскажи мне о себе – я ведь ничего о тебе не знаю…
– У меня достаточно печальная история, чтобы проговаривать ее вслух… И потом – если мы так похожи, как ты утверждаешь, стоит ли вообще рассказывать ее? Ты все знаешь сама.
– У меня такое впечатление, что я знакома с тобой много лет.
Всегда доверяй своим впечатлениям, Алена! Мы и знакомы много лет…
– Вот как? Это констатация?
– Это признание.
– На этом и остановимся. Очень мило было с твоей стороны не оставлять меня на улице. Я могу помыться?
– Конечно!
Она проводила меня в ванную. Я с удовольствием стала под душ и подставила усталое лицо под теплые струи: сегодня ты хорошо поработало и достойно быть чисто вымытым…
Алена тихо постучала в дверь и зашла, не дожидаясь ответа. В руках у нее было полотенце.
– Я принесла полотенце, – сдавленным голосом сказала она, жадно рассматривая мое тело: я бесстыдно повернулась к ней, омываемая упругими струями воды.
– Спасибо.
– Мне кажется, ты искушаешь меня.
– Тебе это только кажется.
– Что я могу сделать для тебя?
– Принести халат, – улыбнулась я.
– Тебе говорили, что ты дивно хороша? Никто не говорил. Никому бы это в голову не пришло. Ты первая, Алена. А впрочем, я и сама чувствовала, что во мне стало многое меняться с тех пор, как изменилось лицо, – как будто неведомые мне силы взрывали застывший лед тела и делали его другим – теперь оно было открыто для вещей, о которых шептал мне Иван и которые были в сухих губах Нимотси. Что ж, придет время, и я испытаю все это, только не нужно торопиться.
– Тебе не говорили, что ты дивно хороша? – повторила Алена.
– А как ты думаешь?
Я обдала Алену водой, и мы обе рассмеялись…Когда, завернутая в свежий махровый халат, я вышла из ванной, Алена ждала меня.
– Извини, нам придется заночевать в одной кровати. Другой кровати нет.
Алена невинно улыбалась, у нее была незыблемая позиция. Другой кровати действительно не было; в гостиной господствовали четыре огромных кожаных кресла; но никакого намека на самый элементарный диван.
– Вот как? У тебя даже нет гостевых посадочных мест для родственников из ближнего зарубежья?
– Я не принимаю здесь гостей, для этого у меня есть другая квартира… Для дурацких вечеринок и дней рождения и для бывших однокурсников… И пяти англичан из Йоркшира, у меня там отличные друзья… Здесь я принимаю только тех, с кем хочу переспать.
Я удивленно вскинула брови:
– Вот как? И кто же оплачивает твои прихоти?
– Богатая сучка, ты это имеешь в виду? Я просто ненавижу, когда кто-то вторгается на мою территорию. Я вообще не очень люблю людей, которых не люблю.