В тихом омуте | Страница: 58

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Очень эффектно выглядит.

Теперь очередь была за “дипломатом”; он, при всей своей неказистости, был снабжен кодовым замком. Я не стала ломать голову над комбинацией цифр – я принесла из кухни нож и просто вскрыла его.

Внутри оказалась разобранная винтовка с оптическим прицелом. В отличие от непрезентабельной внешности, внутренности “дипломата” были отлично приспособлены для оружия, и гнезда для хранения отдельных деталей выглядели весьма внушительно. Отличная штука, Влас, она выдает тебя с головой. Тебя и твой маленький, но прибыльный бизнес.

Не знаю, сколько я просидела перед раскрытым “дипломатом” – вид оружия вернул меня в прошлое, в котором я оставила все. Поглаживая холодную сталь, я думала о Нимотси, но не о мертвом, нет, – его зачитанные до дыр дешевые детективы, его вечные ботинки, его отчаянное желание спастись; я думала о Веньке, которой так хотелось покорить город, в конечном итоге убивший ее. Они были единственно близкими мне людьми, моей семьей, моим правом на будущее, в них я спасалась от одиночества, а потом пришел кто-то, чтобы вот так, походя, отнять их…

Мои голоса молчали, они ждали выбора – моего выбора. Так и есть, это будет только мой выбор. Испуганная тихая Мышь мало годилась на роль мстительницы, но Ева могла с ней справиться. Я не могла уехать на белом пароходике в новую жизнь, хотя бы частично не заплатив по счетам. Фарик куда меньше заслуживал смерти, чем этот парень, но ты его убила. Для этого не понадобилось даже оружия, все было мгновенным и нестрашным. А теперь, когда у тебя под рукой целый арсенал, убей подонка, вполне заслуживающего смерть.

Пойди и убей.

Пойди и убей, никто тебя не осудит.

Пойди и убей, это хоть как-то оправдает все смерти, висящие на тебе тяжким грузом; одной больше, одной меньше, какая разница. Ведь этот ретивый сопляк никогда не думал о тех, кого убивал. Он даже не знал, что Нимотси обожает креветки, а родители Веньки потеряли сначала одну дочь, а потом другую; ему и в голову не пришло поинтересоваться, как зовут доберманов обреченного папика. А сколько еще их будет, таких папиков!.. Впрочем, мне на это было решительно наплевать – главным было не дать убийце моих друзей и дальше безнаказанно отстреливать кого ни попадя, а в промежутках скакать со шлюхами по постелям в плохо приспособленных для романтических свиданий квартирах…

Ну, что же вы молчите?

"Я не советчик. Убийство для меня всего лишь жанр, определенное сочетание букв на бумаге. Так что решай сама”, – сказал наконец Иван.

"Решай сама”, – брякнул Нимотси.

Венька не произнесла ни слова.

Волны ненависти накатывались на меня и тут же отступали, смывая всю мою решительность. “Так ты ни к чему не придешь. Бери игрушку в руки и отправляйся в комнату”.

И я действительно взяла пистолет и сразу почувствовала себя гораздо лучше. Все правильно, только так и нужно поступить.

…Влас спал на смятой кровати, раскинув руки; маленький сморщенный его член был полуприкрыт простыней. Его сны наверняка должны быть черно-белыми, как у собаки, у тех доберманов с фотографий. Я подняла пистолет, поднесла его к голове Власа, закрыла глаза и спустила курок.

Никакого звука, никакого приведенного в исполнение приговора.

Я не сразу сообразила, что в любом оружии существует предохранитель, который нужно снять. Как это сделать, я не знала. Я потеряла несколько секунд и вместе с ними – свою решительность.

Влас перевернулся на другой бок и сладко вздохнул.

Я не могла убить его.

Черт возьми, я не могла убить его! Я уже разобралась с предохранителем, но поняла, что не смогу выстрелить. Я не гожусь для этого. Я слишком явственно видела губы, целовавшие меня, я видела руки, меня ласкавшие, я вспомнила все слова, которые он говорил мне; обычные, ничего не значащие слова, мужчины говорят их женщинам сотнями, – но они были сказаны именно мне… Совершенно случайно я ухватила самый краешек, двойное дно этой престижной высокооплачиваемой профессии: нужно ничего не знать о человеке, чтобы расстрелять его просто так, как бумажную мишень, как тарелочку, подброшенную в воздух. Я не могла убить его по одной-единственной причине – только потому, что уже знала, как он целует всех своих женщин, позвонок за позвонком…

Я стояла в оцепенении над его головой – с дурацким бесполезным пистолетом, которым никогда не воспользуюсь.

Никогда не воспользуюсь, сколько бы времени ни оставалось до утра; ничего не остается – только сложить оружие в сумку, закрыть запертую дверь на два оборота ключа и уйти навсегда, не стоит испытывать судьбу. И никто никогда не узнает, что я спала с убийцей друзей, что мне понравилось спать с убийцей; ты сделала это, и небо не упало на землю, все сошло с рук – и ему и тебе. Будем надеяться, что и последующая жизнь сойдет тебе с рук…

Не стоит соваться туда, где ты ничего не смыслишь, пусть матери рожают, пусть любовники занимаются любовью, пусть убийцы убивают… А ты, жалкое трусливое существо, найдешь себе мужа под стать, флегматичного шведа, которые так любят держать у себя завязавших, отошедших от дел проституток в качестве жен-домработниц…

Наверное, все так и получилось, если бы…

Если бы меня не сбили с ног.

Удар был обидно ощутим – я потеряла равновесие, пистолет выскользнул у меня из рук, упал под тахту; мне тоже дали упасть – и тотчас же ухватили за ворот рубахи – самоуверенно, нагло и крепко. Чтобы стреножить такую рефлексирующую бабу хватило одной руки, вторая шарила под тахтой в поисках выпавшего пистолета: я видела широкую короткопалую кисть, покрытую жесткими волосами.

– Лежи смирно, сука! – низкий голос не предвещал ничего хорошего.

Я и лежала – лицом в пыли, полузадушснная воротом рубахи, как узким ошейником. Я видела, что чья-то рука вслепую пытается достать пистолет – его я тоже видела в нескольких сантиметрах от лица, среди карамельных оберток и измочаленного номера “Плейбоя” с шикарными полиграфическими красотками. Извернувшись и выпростав руку, я все-таки запихнула пистолет подальше – на большее у меня не хватало сил.

Посчитав поиски пистолета второстепенными, меня тряхнули, как мешок.

– Ну-ка, продирай зенки, идиот! – это было явно адресовано Власу. – И поведай, что это за суку ты сюда привел!.. Сколько раз тебе говорил – где работаешь – сперму не спускай! Дождешься, что череп когда-нибудь раскроят, половой гигант!

Невразумительное сонное мычание Власа было ответом на гневную тираду.

– Вставай, козел! И взгляни, что это было бы, если бы я не пришел!.. Сидел бы у Бога в предбаннике без выходного пособия.

Этот голос, спокойный и низкий, ничего хорошего не предвещал.

Ничего хорошего, это ясно. Ясно и то, что меня вполне могут Шлепнуть бесплатно, даже фотографий не понадобится.