– Но мне говорили, что я должна отключить сигнализацию в течение двух минут после того, как открою дверь квартиры!
Я пожала плечами. По-моему, в данном случае могло быть два варианта – или воры все-таки воспользовались какой-то хитрой электроникой (ведь вполне уже могло появиться что-то, полностью блокирующее сигнал, причем так, что на пульте вневедомственной охраны ни о чем не подозревают), или все-таки действовал кто-то, кто знал, как отключить сигнализацию. Я поставила бы на второй вариант.
Я вспомнила про кражу из хранилища одного известного банка. Но там игра на самом деле стоила свеч. Лазеры, датчики, теплорегуляторы, настроенные на температуру человеческого тела, инфракрасные лучи и прочие космические технологии, которые обошлись банку где-то в миллион долларов, не помогли. Хранилище обчистили. Мне было очень интересно узнать, каким образом это удалось сделать. Органы считали, что однозначно постарался кто-то из своих. С другой стороны закона мне удалось получить совершенно невероятную информацию, хотя для нашей страны не произошло ничего особенного. Один наш запойный Кулибин, выйдя из очередного двухнедельного запоя, своими золотыми руками смастерил перемычку, которая соединила кабель банка с соседним домом, в котором располагалась одна государственная служба, после чего опять ушел в запой на полученный гонорар. Я – гуманитарий и всех технических деталей не поняла и пересказать не могу. Могу сказать только о результате: оба здания оказались подключены к вневедомственной охране через систему сигнализации государственного учреждения. То есть пока воры спокойно выносили все из хранилища, им угрожала только одна опасность – вдруг кому-то придет в голову именно в этот час забраться в государственное учреждение, где не хранится никаких ценностей. Мало ли по какой надобности… Ведь в России же живем. Но ворам в тот раз повезло.
Но кто бы стал применять что-то подобное в квартире Аллы и Николая Иванихиных? Ради чего? Эх, узнать бы, зачем кому-то потребовались эти картины…
– Кстати, ваш муж взял вашу фамилию или они у вас совпали?
– У него была фамилия – Крыса.
– О господи! – воскликнула я.
– А на работе пришлось писать объяснительную.
– Не поняла.
– И это послужило еще одним аргументом в пользу того, чтобы навсегда покончить с официальной работой при первой же возможности. Юля, мы в советские времена женились! Кретинизма было – выше крыши. И желающих выслужиться. И показать, что партком работает. У Коли, правда, был очень весомый аргумент – мой героический дед, – добавила Алла. – Мы всей семьей объяснительную сочиняли. В общем, партийным начальникам не удалось потрепать нервы молодому комсомольцу.
Я предложила вернуться к дочери.
– Юля, мне нечего про нее сказать…
– Теоретически она могла украсть картины?
– Не думаю. Она всегда находила богатых мужчин. У нее не было проблем с деньгами. То есть она начала встречаться с мужчинами с четырнадцати лет.
Я удивленно посмотрела на Аллу.
– Да, я – плохая мать. Я ничего не замечала. Мы жили средне, ниже среднего. А времена-то уже начали меняться. В классе учились дети из богатых семей. Вы же понимаете, в каком районе мы живем. Здесь много квартир скупили уже в девяностые годы. Место престижное, дома хорошие. У нас планировка неудачная, а есть и удачные, и переделывают люди все. Нам-то с Колей немного нужно. А ей требовалось. Я этого не понимала. А когда поняла, было уже поздно.
– Она не делала попыток вынести картины из дома, пока была школьницей?
– Никогда. Мы с детства внушали ей гордость за деда, то есть для нее уже прадеда. Ну и… Нет, у нее и мысли не возникало что-то украсть из дома. Она не воровала деньги и даже не просила у нас с отцом деньги. Она стала зарабатывать сама. Юля, вы курите?
– Нет.
– Но выйдите со мной на балкон?
Я попросила что-нибудь накинуть на плечи. Было уже холодно. Алла вручила мне теплую шаль, сама накинула на плечи кофту. Я поняла, что она мне хочет что-то сказать – так, чтобы ни в коем случае не услышал Коля.
Она закурила и невидящими глазами посмотрела на окна дома напротив.
– Юля, это я настояла, чтобы мы пригласили вас. В общем, мы переживем потерю этих двух картин. Сейчас опять поменяем замки, сигнализацию…
– Если вы говорили, что ваша дочь никогда ничего у вас не крала, не выносила из дома… Зачем вы тогда меняли замки после ее ухода из дома?
– А ее мужики? Я уверена в дочери, хотя сейчас она могла измениться… Но кто знает мужиков, с которыми она связана? Прихватили бы ключи – и обнесли нашу квартиру. И всю информацию могли бы из Риммы выбить. Или она сама бы рассказала в пылу страсти. Нет, мы с Колей решили не рисковать. Коле я сказала, что мы попросим вас поискать картины, а сами расскажем про то, что творится в музее, где я работала и Коля выполнял кое-какие реставрационные работы. Да я вам и так расскажу, даже если вы ничего не найдете. У меня душа болит… Вы не представляете, сколько музейных экспонатов разворовано! Да из всех музеев! Но это другая история… Юля, у вас же есть знакомые, информаторы в криминальном мире? Спросите у них про наши картины! От себя. Я не верю, что органы их найдут. Да, ребята к нам приезжали хорошие, но как реально искать? Вы просто поспрашивайте. Пожалуйста. Потом вы всегда сможете обратиться к нам. Мало ли, вопросы какие-то возникнут. Мы с радостью ответим, по справочникам пороемся. Искусство – не ваша специальность, ну а мы в меру возможности… В общем, вы меня поняли.
Я кивнула.
– Юля, у меня есть еще одна дочь.
Я внимательно посмотрела на Аллу, я не ожидала такого перехода. И такого заявления.
– Вы не удивлены?
– Нет. У всех людей свои жизненные истории. Мне немало их довелось услышать за годы журналистской работы. Вы подозреваете в краже вторую дочь?
– Да. Больше некому. Но я не хочу, чтобы об этом знали органы. Я хочу решить этот вопрос по-семейному… Коля не знает про эту дочь. Я оставила ее в роддоме. Мне было шестнадцать лет, когда я ее родила. Обе бабушки встали на дыбы. Я, как вы понимаете, не могла в шестнадцать лет содержать ребенка, а никто больше не хотел. Ну и позор для семьи, шестнадцатилетняя девочка… Советские времена… Мы с Колей эти советские времена ненавидим!
– Вы как-то отслеживали судьбу этой девочки?
Алла покачала головой:
– Она сама меня нашла. Месяца четыре назад. В мае.
– И?
Алла закурила еще одну сигарету.
– Она меня ненавидит. Нашла для того, чтобы высказать все, что обо мне думает. Я пыталась ей объяснить, что не могла ничего решить, за меня решали другие, которых уже нет в живых… Она не желала слушать.
– Она приходила в эту квартиру?
– Да. Коли не было. Он работал на объекте. Он же не все дома делает. Иногда просто не разрешается выносить реставрируемые предметы. Раздался звонок в дверь. Вы представляете, что я испытала, когда услышала ответ на мой вопрос: «Кто?» Я посмотрела в глазок – девушка. Одна. Я ее впустила.