Один венецианский музей отправил кое-какие свои картины на выставку художественных произведений эпохи Возрождения, которая проходила в лондонской галерее. В частности, на выставку из Венеции прибыла одна из картин Боттичелли. Но обратно не вернулась. Оказалось, что эта картина была украдена нацистами в Париже в 1942 году из дома одной французско-еврейской семьи.
– И что? – спросила я.
– Они представили убедительные доказательства того, что картина принадлежала дедушке, – пожал плечами немец.
– То есть можно заплатить миллион баксов за картину, потом выяснится, что она была украдена более шестидесяти лет назад, и ее придется вернуть?!
Немец кивнул.
– И бабки ты назад не получишь, – вставил Иван Захарович. – Правда, доказательства должны быть очень веские.
– Один потомок австрийских евреев, например, представил доказательства покупки картины, на которую претендовал, его прадедушкой. Покупка была осуществлена в мае тысяча девятьсот тридцать первого года у австрийского графа. Посредником выступала одна из галерей Вены. А нацисты конфисковали картину в тысяча девятьсот тридцатом девятом году. Понимаете, Юлия, мы, немцы, очень педантичны, как и австрийцы. В наших архивах можно найти все. И потомок владельца картины нашел то, что хотел: подтверждение покупки и подтверждение конфискации. Немцы не просто реквизировали картины и другие предметы искусства. Все фиксировалось.
– В отличие от нас, – вставил Иван Захарович.
– В том случае в архиве еще нашлась и черно-белая фотография картины…
– И картину вернули?
Вальтер Кюнцель кивнул.
– А после этих случаев количество выставок и просто экспозиций в музеях не сократилось? – спросила я.
– Знаете, Юлия, во всем есть свои положительные и отрицательные стороны, – сказал Вальтер. – Теперь и музеи, и всякого рода дилеры стали работать гораздо тщательнее. Все проверяют историю проходящих через них предметов – именно с той точки зрения, о которой мы только что говорили. Если есть хоть какие-то сомнения, что картина была украдена или реквизирована во время Второй мировой войны, то в Европе за нее точно никто не возьмется.
– Что вы хотите? – спросила я у Кюнцеля. – Кроме вашего желания попасть домой? Вернуть то, что генерал Иванихин забрал у вашей семьи?
Кюнцель кивнул.
– Я все-таки не понял, возвращают только евреям? – впервые подал голос Пашка. – И Вальтер не может себе вернуть коллекцию, потому что он – немец?
– Евреи до этого додумались, – пояснил Иван Захарович. – И картины реквизировали в богатых еврейских домах, как правило, немцы, а владельцев потом или отправляли в концентрационные лагеря, или сразу расстреливали. Вы что, историю не знаете? То есть те случаи в Европе, про которые рассказал Вальтер, подведены под определенный шаблон. Хотя «шаблон» в данном случае, возможно, и не самое лучшее слово. Нацисты, которые потом проиграли войну, изымали имущество других лиц. Но мы-то вроде были воинами-освободителями.
– Хотя реквизировали не меньше и не только у евреев, – заметил мой бывший сожитель Виталя. – По-моему, наших вообще никогда не интересовала национальность тех, у кого что-то отбирали.
– Но подводка к делу получается другая, – заметил Иван Захарович. – Однако наш друг Вальтер решил попробовать получить назад то, что принадлежало его семье. Правильно решил. Доказательств, конечно, маловато.
– Только дневники тетушки, умершей в сумасшедшем доме? – посмотрела я на Кюнцеля.
– Акты купли-продажи, подписанные продавцом и покупателем. Но не на все картины.
– Описания картин в дневниках есть? Подробные?
– Не всех. Список с названиями и художниками есть. Там все картины. Написан еще моим дедом. Он лежал в одном из дневников.
– Вы уверены, что картины прихватил именно Иванихин?
– Или он, или кто-то из его свиты. Те, с кем он вместе вошел в Германию. Но мне уже в России удалось выяснить, что у потомков генерала Иванихина есть большая коллекция живописи.
– И законопослушный немец Вальтер Кюнцель решил нанять русского вора для фотографирования коллекции. Юля, ты можешь себе это представить?! – расхохотался Иван Захарович. – Ты можешь себе представить, что подумал ныне покойный русский вор Леня?
Я моргнула и посмотрела на несчастного немца.
– Как вы познакомились с Леней?
– Я видел, как его избил напарник.
– А до этого видел, как они лезли в окно чужой квартиры, – вставил Виталя. – И не вызвал полицию.
– Ну вы же понимаете, что мне требовались такие люди? – обиженно посмотрел на него Вальтер. – Мне нужно было как-то их найти. А тут судьба предоставила мне такой шанс.
– В общем, наш Вальтер подобрал избитого Леню, привез к себе на съемную квартиру, оказал первую медицинскую помощь, выяснил, кто он, и попросил оказать ему услугу по незаконному проникновению в чужую квартиру.
– Чтобы сфотографировать картины! Чтобы мне точно знать, что там есть! Я не просил его ничего воровать!
«А Леня-то теперь ничего сказать не может, – подумала я. – Ни подтвердить, ни опровергнуть».
– Леня спер две картины? – спросила я у Ивана Захаровича.
– Не знаю.
Я посмотрела на Вальтера.
– Он не вернулся из квартиры. Я решил, что он меня обманул.
– А о том, что он мог договориться с хозяевами, не подумали?
Вальтер удивленно посмотрел на меня.
– Нет, Юля, тут ты не права, – сказал Иван Захарович. – Леня должен был бы ограбить квартиру – чтобы потом продать картины тому же Вальтеру или еще кому-то. Или еще что-то украсть. Не стал бы он просто все фотографировать. Не тот человек. Хотя мог и сфотографировать, и украсть.
– В следующий раз я увидел его мертвым в овраге, – вставил Вальтер.
– Почему вы сами пошли к Иванихиным?
– А что мне оставалось делать? – удивленно посмотрел на меня Вальтер. – Мне требовалось посмотреть на картины. Хотя бы посмотреть! Ленин телефон был выключен. Я решил, что он меня кинул, как говорят у вас в России. Римма Иванихина… Ну, вы уже все знаете про Римму…
– Вы застали Иванихиных дома? Они же вроде бы должны были быть на даче.
«Я ничего не перепутала?»
– Застал. Меня пригласили в квартиру.
– Все картины были на месте?
– Откуда мне знать? – удивился Вальтер.
Я, как могла, описала места, откуда пропали картины, даже нарисовала примерное их расположение. К сожалению, у нас с Пашкой не было сделано нужной съемки.
– Нет, все места на стенах были заняты, – сказал Вальтер после того, как выслушал меня.
– Что вы сказали Иванихиным? Что картины украдены у вашей семьи?