– А дети-то?!
– Медсестра, не будь дура, их усыновила, – сообщили мне бабушки. – Привезла из родной деревни мать, сестру… Родила ребеночка. И все досталось ей. Все, понимаете, Юленька? И то, что имелось у Суровцева, и то, что осталось от его жены и тестя-академика. А это было немало.
– Что сталось с детьми? Как она к ним относилась?
– Старший сын окончил военное училище, сделал карьеру. Он-то уже все понимал… Ему помогли друзья отца. То есть он отсюда рано съехал. Второй сын спился, нет его уже в живых, а собственный здесь живет, с семьей. И стерва эта жива. Восемьдесят девять уже, почти ослепла, а коптит небо-то! Но гадины вообще живучие. Вся семья, можно сказать, из-за нее погибла, а ей все нипочем.
– Но если старший сын жив…
– А какая у него жизнь-то была?! А какой груз висел? Он же все понимал! И все же у нас тут знали, что произошло! Хотя Андрея Павловича хоронили с воинскими почестями и какую-то официальную версию придумали, но ведь не скроешь правду-то!
– Как я могу найти этого сына? Он вообще в Петербурге живет?
К моему сожалению, бабушки не знали ответа на этот вопрос. Они могли сказать, что у приемной матери этот уже немолодой мужчина не показывался много лет, возможно, десятилетий. Он как поступил в военное училище, так и порвал связи с семьей, которая, по всей видимости, так и не стала для него родной.
Я спросила, доводилось ли бабушкам бывать в квартире, занятой медсестрой и ее потомками.
– Докторша наша бывает и почтальонша – пенсию приносит. А с соседями эта стерва не дружит. Но ремонт они не один раз делали. А что вас интересует, Юленька?
– Трофеи, – честно сказал я. – То, что Суровцев привез из Германии.
– Так продала она, наверное, все, – как само собой разумеющееся сказала одна из бабушек.
Вторая кивнула.
– Она много чего продавала, – продолжала первая бабуля. – Все-таки три парня было, а пока ребенок маленький – не работала. И мать ее с сестрой, пока живы были, где-то на фабрике трудились. Много они точно не зарабатывали. Навряд ли что-то осталось и от Суровцева, и от деда-академика. Да и как эта девка деревенская могла это оценить?!
Я поблагодарила бабушек за беседу и решила, что мне не стоит подниматься в квартиру Суровцевых. Лучше попробовать найти старшего сына Андрея Павловича и поговорить с ним.
Но знает ли он, что отец привез из Германии? Сможет ли он вспомнить картину с изображением девушки и лошадей, если ее в карты выиграл именно Суровцев?! И откуда ему знать, кому ее продала мачеха, если продала?
Мне повезло: Павел Андреевич проживал в Петербурге, более того, сразу же согласился со мной встретиться.
В этом уже немолодом мужчине сразу же чувствовалась военная выправка. Дома он находился один. Жена умерла, сын, невестка и внуки были или на работе, или на учебе, а он обрадовался общению, которого ему, похоже, недоставало.
Он частично повторил уже слышанную мной историю.
– Я не могу сказать, что эти три женщины – мачеха, ее мать и сестра – ко мне плохо относились, – сказал Павел Андреевич. – Но мое детство прошло совсем в другой семье, другой среде, в смысле ранее детство. Дед и мать были очень образованными людьми, а эти три женщины – недалекими, хотя и очень практичными. Они обладали житейской мудростью, но они не были приучены читать книги, к которым я благодаря деду пристрастился с самого детства. Ведь мы же в блокаду не сожгли ни одной книги! Буфет из красного дерева сожгли, а книги – нет.
Я спросила про отца Суровцева.
– Отца я не помню. Он же воевал с первого дня войны. То есть мои сознательные годы его с нами не было. Мною занимался дед. Деда помню, хотя столько лет прошло… Я отца знаю по рассказам его сослуживцев, которые здорово помогли мне в жизни. Если бы не они… Юлия, что вас конкретно интересует? Я же смотрю ваши передачи. Что там с Иванихиными?
– Вы генерала лично знали?
– Юля, сколько было лет ему и сколько мне! Но да, я его видел живьем. Он был на похоронах отца. Потом к нам домой приходил. Он же знал мою мачеху. Вместе ж до Берлина шли, – Павел Андреевич хмыкнул.
– А у Иванихина была походная жена, или как там это называется? Военно-полевой роман?
– Понятия не имею. Наверное, у них у всех за годы войны были женщины. И ведь многие женщины ехали на фронт с одной целью – найти мужчину, родить ребенка. Почему бы и нет? В особенности, если хорошо воевали, выполняли свои обязанности.
Я вкратце рассказала о своем знакомстве с внучкой генерала и ее мужем, а также про двух дочерей. В общем, я рассказала почти все – кроме упоминания о Леонардо да Винчи.
– Вы знаете, что ваш отец привез из Германии? – спросила я у Павла Андреевича.
– Картины точно были, но немного. Штук пять. Мачеха их все продала. Посуду и статуэтки оставила. Вообще больше всего было статуэток. Не знаю почему. Может, она сама приложила руку к их сбору? – Павел Андреевич усмехнулся. – Они же вместе были в Берлине, прошли по Германии. Не они первые, не они последние в истории везли с войны трофеи.
Павел Андреевич вздохнул.
– Вы думаете, я их осуждаю? – улыбнулась я. – В особенности после того, что немцы творили в нашей стране?
Павел Андреевич сказал, что недавно прочитал весьма любопытную книгу о Великой французской революции. Конечно, он и раньше знал про реквизирование предметов искусства в захваченных странах. Трофеи брали и воины древности. Но новостью для него стал соответствующий указ, подписанный в свое время французским Конвентом. Ведь Лувр – первый публичный музей Франции – открылся именно во времена Великой французской революции. Вначале там появились полотна и скульптуры, реквизированные у короля и аристократии, потом французская армия направилась в другие страны.
«Так, может, и потомки тех людей, которые пострадали от той реквизиции, теперь будут судиться за возвращение когда-то принадлежавших их семьям шедевров?» – почему-то подумала я.
– Где сейчас все то, что привезли из Германии ваш отец и мачеха? – спросила я вслух.
– Наверное, в их квартире. Но точно не знаю. Я там не был много лет и желания такого не испытываю.
– Ваш отец играл в карты? – спросила я.
Павел Андреевич удивленно посмотрел на меня.
– Почему у вас вообще возник этот вопрос?
– Один американец собирается предъявлять претензии, – обтекаемо ответила я, – что его предка обобрали наши люди. Они все в определенный момент находились в Берлине – то есть предок американца и наши военнослужащие, – и наши играли в карты значительно лучше. Или мухлевали, – я улыбнулась. Версия, конечно, не совсем соответствовала действительности… Но зачем объяснять все про Алекса Циммермана и путь картины?
– И у этого американца есть шансы теперь что-то доказать и получить?! Вы верите в этот бред?!