Мы еще не успели спуститься в подвал, как прибыли представители руководства вневедомственной охраны, поднятые среди ночи. Они подтвердили, что в музей, по данным вневедомственной охраны, никто не проникал ни через центральный вход, ни через служебный. Они оставались подключены к системе охраны до вызова милиции сотрудницей музея Любой! Сработала сигнализация при открывании двери в хранилище Любой, но не Игорем.
Игорь каким-то образом проник в хранилище, но не через музей, и, похоже, намеревался заниматься своим черным делом именно там, не поднимаясь в залы. Но каким образом он отключил сигнализацию? Или получил схему, позволяющую обойти все датчики? Представители вневедомственной охраны отправились на осмотр хранилища, то есть скорее его границ, каким-то образом пересеченных Игорем.
Игорь упорно молчал. Люба рассказала, что услышала в хранилище шаги, потом там что-то упало. Она же жила фактически над хранилищем.
– А крысы? – спросил мой приятель Андрюша.
– Да вы что?! – возмущенно воскликнула директор музея, потом более спокойно добавила: – Травим регулярно. Профилактически.
– Подвал не затапливает? – спросила я. – Например, в прошлом году, когда было столько снега…
Женщина покачала головой и стала рассказывать про предпринятые музеем меры безопасности – в целях сохранности экспонатов, для выставки которых просто нет места.
В подвале на самом деле было много экспонатов. Мне они показались сваленными без какой-либо системы, но директор музея провела нам краткую экскурсию.
– Кто бывает в хранилище? – спросил дежурный следователь.
– Все наши сотрудники могут тут бывать. Еще ученые, преподаватели вузов, студенты. То есть люди, которые пишут какие-то статьи, работы. Но никто никогда отсюда ничего не выносил! При входе, если вы заметили, стоит рамка…
– Металлоискателя, – вставил следователь. – Металлоискатель, насколько я понимаю, не может уловить холст.
– Но днем там дежурят два охранника. Сумки у нас положено сдавать. Не было у нас краж! Ни одной! Никогда!
– У вас есть по-настоящему ценные экспонаты? – спросила я.
– Уважаемая Юлия, – холодно обратилась ко мне директор музея, – все наши экспонаты представляют ценность.
– Ценность бывает разная, – спокойно сказала я. – И разница может составлять миллионы долларов.
Игорь хмыкнул. Андрюша и дежурный следователь легко улыбнулись, но тут же придали лицам серьезное выражение.
– За чем, по вашему мнению, в ваш музей мог забраться вор? – спросила я.
– Любой наш экспонат…
– Давайте все-таки подумаем, – подключился дежурный следователь, который явно придерживался той же точки зрения, что и я. – Любовь… как, простите, по отчеству?
– Андреевна.
– Любовь Андреевна, где вы схватили вашего незваного гостя? Покажите, пожалуйста, точное место.
Люба показала в угол, где были составлены картины в рамах. Женщина сказала, что часть их упала, и она поставила их на место. Но именно падение картин заставило ее встать и отправиться проверять хранилище. Не должно там было ничего падать само по себе! Причем с таким грохотом!
Представители вневедомственной охраны тем временем обнаружили, каким образом вор проник в хранилище. Технические детали я повторить не могу, но Пашка записал объяснение на камеру. Давать их в эфир или не давать, решит Виктория Семеновна. Из объяснений я поняла одно: у Игоря была схема. Войти в хранилище наугад или полагаясь на русский авось он не мог. Значит, кто-то ему эту схему предоставил. Но это предстоит выяснять органам. Если выяснят, конечно… Кто же признается-то? И Игорь явно будет молчать. Он вообще может этого не знать. Вполне мог действовать Галустьян. Музейные работники мало получают, и еще в музеях работает много разведенных и просто одиноких женщин… Подход мог быть или денежным, или мужским, или, так сказать, комплексным.
– Просмотрите картины, пожалуйста, – попросил дежурный следователь директора музея.
– Он не успел ничего вынести! – встряла Люба.
– Вы поняли, что именно он хотел взять?
– Он просматривал картины. Освещал фонариком. Вон, кстати, его фонарик валяется, – Люба показала в угол.
Эксперт тут же направился туда и упаковал фонарик в пакет. Игоря в подвал не спускали. Он остался наверху с кем-то из сотрудников органов.
Люба, по ее словам, резко включила свет, который, естественно, ослепил преступника. Женщина быстро подскочила к нему и толкнула. Он ударился затылком, на какое-то время потерял сознание, Люба тут же связала его бечевкой, валявшейся на полу.
– Бечевка откуда?
– Я что, помню? – удивленно посмотрела на следователя Люба. – Но это наша бечевка. Не его. Может, ею раньше картины были перевязаны? – Она посмотрела на директора музея.
Та неопределенно пожала плечами. Вообще в хранилище было много всякого добра. Меня лично валявшаяся на полу бечевка нисколько не удивила.
А Люба, по ее словам, выволокла упиравшегося преступника наверх и вызвала полицию. Но тогда уже и на пульт охраны поступил сигнал.
– А мне можно будет здесь дальше жить? – спросила она у следователя. – Я не могу домой вернуться! Я же объясняла!
– Разберемся, – сказал следователь.
Директор музея тем временем просматривала картины.
– У вас есть список того, что здесь должно быть? – спросил дежурный следователь.
Женщина кивнула.
– Где он?
– У меня в кабинете.
– А Ярослава Морозова у вас тут случайно нет? – встряла я.
Женщина удивленно посмотрела на меня.
– Вы знаете Ярослава Морозова?
– Наслышана про его творчество, – уклончиво ответила я.
– Сейчас подобные картины не пользуются популярностью, – заявила директор музея. – Мы давно сняли его с выставки. В советские времена его творчеству был отведен отдельный зал.
– Вы ошибаетесь насчет популярности, – сказала я и сообщила, за какие суммы картины Ярослава Морозова ушли не недавнем аукционе, где мне довелось побывать.
Директор музея прекратила перебирать картины и пораженно уставилась на меня. Люба резко вдохнула воздух.
– Этого не может быть! – воскликнула директор музея. – Они не могут стоить столько денег!
На этот раз хмыкнули Андрюша и дежурный следователь. Не верить мне у них не было оснований. Тем более Андрюша про аукцион знал.
Директор музея тем временем что-то объясняла про меняющийся интерес публики в разные периоды времени, про тематику Ярослава Морозова, про утрату популярности изображений вождей пролетариата…
– Так есть у вас тут Ярослав Морозов или нет? – встрял дежурный следователь, которому на интерес публики было глубоко плевать. Он явно хотел домой и спать.