Пашке предложили присесть на лавку напротив, мужики кивками велели удалиться сопровождавшим с автоматами. Пашке опять предложили пиво, и он опять не отказался.
– Где твоя подруга? – спросил старший.
– У меня нет подруги, – с удивлением оторвался от пива Пашка.
– А Смирнова?
Пашка охарактеризовал меня как друга, соратницу и коллегу, пояснив, что под словом «подруга» понимает нечто другое. Однако таких отношений ни с кем из дам у него нет.
– Почему? – прищурился второй мужик.
За голубого Пашку принять никак нельзя. Да и приближенность к Ивану Захаровичу указывала на то, что оператор имеет традиционную сексуальную ориентацию.
– Вы меня женить хотите? – ответил вопросом на вопрос Пашка. А затем рассказал, что у нас в холдинге коллеги недавно готовили материал о выкрадывании женихов в бывших среднеазиатских республиках Советского Союза. Основная масса тамошних мужчин находится на заработках в России, девок не за кого замуж выдавать, поэтому богатые отцы заказывают похищение молодых парней, еще не успевших податься в Россию, и насильно женят. Например, семнадцатилетнего парня на перезревшей красотке за тридцать.
– Смирнова где? – опять спросили у Пашки после того, как прослушали про печальное положение женщин Востока (но оно у них всегда было незавидным – с точки зрения западных).
Пашка сказал, что последний раз видел меня залезающей в спальный мешок в палатке, которую делила с ним, Татьяной и Виталей.
– А где я? И вы кто? Моя камера где? – наконец стал с трудом соображать оператор. Конечно, меня-то рядом не было, чтобы должным образом привести его в чувство…
Мужчины переглянулись. Пашка не на шутку забеспокоился и стал интересоваться, где остальные наши и что произошло. Пашку спросили, что он помнит из последних двух дней. Оператор сказал, что помнит, как загружался в самолет, а как выгружался, не помнит. Наверное, его багажом выгружали члены экспедиции. Очнулся в джипе на совершенно незнакомой дороге, но рядом находилась я, и Пашка полностью успокоился. Он помнил, как разбивали лагерь, как ходили вдоль реки, обедали, ужинали, ложились спать.
– Что ты снимал?
– Что Юля велела, – пожал плечами Пашка, – как всегда.
Мужики опять переглянулись. Наверное, до личного знакомства с ним они и представить не могли, в каком состоянии обычно работает оператор одной из самых рейтинговых программ. Но пьянство талантливых мужиков – одна из наших национальных бед. И интересно, а могли бы они так творить, если бы не пили?
– Алмазы видел?
– Один камень видел, – вынужден был признать Пашка, догадавшись наконец, что именно мужиков в камуфляже интересует. – И тетка-геолог сказала, что это алмаз. Или она археолог? Не помню. Она – жена ученого, который лекции за границей читает. Юля вроде не была уверена, что тетка нашла алмаз, но снять велела. Я снял. Может, и не алмаз. А может, алмаз. Мне-то какое дело?
Пашка решил косить под идиота.
– Где он?
– Кто?
– Алмаз!
– Тетка ученая забрала, у нее спрашивайте. Мы с Юлей ни к каким алмазам даже прикасаться не собираемся. Наше дело – репортажи.
Пашку попросили подробно рассказать, что он заснял.
– Так а камера где? Посмотреть же можно! Хоть мелко, но изображение очень четкое. Ведь цифровая же.
Тем не менее Пашке пришлось рассказывать, как мы ходили вдоль реки, как Ольга Ивановна что-то объясняла (Пашка даже не помнил что, поскольку не особо слушал, так как алмазы искать не собирался никогда и нигде). Потом нашла алмаз и продемонстрировала его на ладони.
Во время рассказа Пашке все время подавали пиво, а мужики то и дело переглядывались. Когда оператор выдохся и мужики поняли, что он больше ничего поведать не сможет, старший сказал более молодому:
– Наверное, он подойдет лучше всего. Других оставим.
Более молодой кивнул и внимательно оглядел уже хорошо поддатого Пашку. Затем спросил:
– Когда должен прилететь Иван Захарович?
– А разве должен? – удивился оператор. – Это надо у Юли спрашивать. Или у Витали.
– А если отряд не выходит на связь?
– Так не сам же Сухоруков полетит, – ответил Пашка. – Кого-то пошлет проверить. Точно пошлет. На следующий день, наверное. Не знаю. У Юли надо спрашивать или у Витали.
– Ты письмо можешь Сухорукову передать?
– Письмо?! – искренне поразился Пашка. – А по электронной почте нельзя послать? Вы не умеете пользоваться компьютером?
– Нет, мы хотим в конверте передать.
– А разве сейчас кто-то пишет письма в конвертах? А, понял, с зоны. Это святое. Передам.
Пашка так и продолжал косить под идиота. Причем под сильно пьющего идиота. Мужики опять переглянулись, потом старший крикнул охрану. Пашку отвели назад в сарай и заперли, правда, в компании с пивом и сухариками.
Его разбудили среди ночи, велели одеться, вручили рюкзачок с сухим пайком и двумя банками пива, а также с каким-то рулоном, обернутым кожей.
– Это то, что ты должен передать Ивану Захаровичу, – пояснили ему.
Потом его подвели к домику, который Пашка посчитал баней, и велели заглянуть в окошко. В домике на полу рядком спали Татьяна, Виталя, супруги Бухаровы и четверо ребят Ивана Захаровича.
– А Юля где? – спросил Пашка.
– Мы бы тоже хотели знать, – ответили ему. И добавили: – А ты помни, что от тебя зависит жизнь этих людей. От того, дойдешь ты или не дойдешь.
Потом Пашку загрузили в вертолет и высадили на крошечной поляне на берегу реки, показав, в какую сторону надо идти. Еще сказали, что наш лагерь стоит как раз на берегу быстро несущегося водного потока.
– Ты долго шел?
– До вчерашнего вечера, – сказал Пашка.
Когда он наконец добрался до лагеря, тут уже пили трое бичей. Пашка с ними быстро познакомился, нашел общий язык, рассказал о случившемся с ним и частью нашего отряда, спросил, не видели ли бичи меня или камеру. Каким образом сгорела одна палатка и кто ее сжег, Пашка не знал. Бичи тоже не помнили. В эти минуты один «бывший интеллигентный человек» уже читал вслух «Евгения Онегина», как и обещал. Второй все время пытался ему помешать, читая Лермонтова. Третий купался, издавая истошные вопли, но явно получая огромное удовольствие.
Конечно, все трое прибыли на поиски алмазов. Они сообщили нам, что про алмазы уже знают «все».
Но меня больше всего интересовало письмо, которое оператор должен был передать Ивану Захаровичу. Пашка вручил мне странный свиток в коже, который оказался еще более странным, когда я его развернула.
Кто-то пытался косить под старину. Зачем? Чтобы потом никто ничего не смог припаять? По-моему, так упаковывали письма в древности, например, от одного феодала к другому, или от князя к князю, от царя к королю… Вроде я в каких-то фильмах видела нечто подобное. Здесь только печать сургучная отсутствовала. Может, не хотели засвечивать фирму, ставя свою обычную круглую за неимением сургучной? А перстни типа княжеских не носят. Даже воском свиток запечатан не был.