* * *
Я проснулась от какого-то шевеления. Время определить не могла – кромешная же тьма кругом, а часы у меня без подсветки. Но мне показалось, что спала я часа два. Шевеление повторилось. В другом конце подземелья, где было составлено добро графов Беловозовых-Шумских. Неужели мыши?
Стараясь действовать неслышно, я скинула с себя два графских платья, которыми закрывалась, прихватила сумку, в которую упиралась головой (она стояла между моей головой и стеной), соскользнула с сундука и снова прислушалась. Слева и чуть ближе к двери спал Балаев. Сейчас он храпел. Николя спал в другой стороне. Я прислушалась. Храпа оттуда не доносилось. Но необязательно же человек храпит? А шевеление в другом конце подземелья продолжалось.
Я тихо подошла к сундуку Николя. Он оказался пуст! В качестве туалета нами использовалась клетка мужчин, которая ими уже была хорошо загажена, поэтому Николя не мог отправиться по нужде в тот конец подземелья. Но ведь зачем-то же отправился? Или ему что-то известно о сокровищах его предков, что неизвестно нам? Он знает, где Беловозовы-Шумские оставили драгоценности?
Следовало проверить.
Вначале была мысль осторожно разбудить Балаева. Потом я от нее отказалась. Во-первых, чтобы не насторожить Николя. Ведь тихо не получится. И ему ведь надо что-то объяснить. А Николя может затаиться…
Поэтому тронулась в направлении звуков. Сумка висела у меня на плече. По пути тихонько расстегнула «молнию», но не полностью – только так, чтобы просунуть руку и достать фонарик. Я намеревалась направить фонарик в лицо Николя. Если это, конечно, Николя. Хотя кто же еще?
Внезапно тишину подземелья прорезал мерзкий скрип. Я застыла на месте. Никаких звуков больше не было. Ниоткуда. Значит, не дверь из камина. Да и звук шел с той стороны, куда я направлялась.
Нет, звуки были. Балаев продолжал храпеть. Не проснулся. Хотя я, как мне кажется, от этого скрипа проснулась бы обязательно. Я ведь проснулась от гораздо более тихих звуков. Или тогда меня тоже разбудил скрип?
Так… Ко мне приближаются шаги. Тихие. Идут в ту сторону, откуда пришла я. Пройдут мимо. Не заденут. Я не шевелилась и, кажется, не дышала. Человек прошел мимо. Моего присутствия не почувствовал.
Куда он? Назад спать? И что тогда делать мне? Через некоторое время вернуться на свой сундук? И завтра вместе с Балаевым осмотреть место в дальнем конце подземелья, где что-то искал Николя? Ведь поймем мы, что тут могло скрипеть. Скрип-то был металлический. Ладно, подожду еще.
Я услышала, как Николя что-то щупает. Ищет. Нет, не могу удержаться. И я, резко включив фонарик, направила его в ту сторону, где по моим прикидкам должен был находиться француз.
Он стоял над моим сундуком, держа в руке довольно толстую веревку.
– Ах ты, сволочь! – заорала так, что, казалось, стены подземелья содрогнулись. – Сережа! Балаев! Просыпайтесь! Он хотел меня задушить!
Надо отдать должное Балаеву, он подскочил на сундуке (вернее, на двух, придвинутых друг к другу), словно матрос при крике «Полундра!».
Поскольку Николя так и стоял, застыв на месте, с веревкой в руке, Балаеву не потребовалось много времени, чтобы скрутить француза и завязать ему руки за спиной той же веревкой. И тут уже мы на пару принялись за допрос с пристрастием. Балаев от души почесал кулаки о морду француза и пустил ему из носа кровь. Потом сообщил, что читал как-то про спасение жертв кораблекрушения. Они успели надеть спасательные жилеты и утром очнулись в спокойном море. Дело было в южных широтах, солнце палило нещадно, кругом была вода, но пить было нечего. У одного за поясом оказался нож. И он проколол сонную артерию товарища по несчастью. Напился крови. Дал выпить двум другим. Самым сложным было удержать кровь в себе, потому что она рвалась наружу. Потом он точно так же убил второго. И третьего. И выжил, пока его не подобрало рыболовецкое судно. Перед смертью (дело было в начале двадцатого века) поведал детям о том, что случилось тридцать лет назад. Покаялся в грехах. В том, что убил трех человек, спасая свою шкуру.
– Юль, надеюсь, тебя не будут мучить угрызения совести? – спросил меня Балаев.
– После того, как этот гад хотел меня задушить?!
– Вы не имеете права! – завизжал Николя козлиным голосом. Я – гражданин Франции.
– Ты громче кричи, – посоветовал Балаев. – Кон-су-ла! Кон-су-ла! Юль, может, все хором покричим?
– Или попросим Николя рассказать нам про права человека? Про Женевскую конвенцию? А, Николя? Про приезд в Россию по чужим документам? Про проникновение в пустую квартиру по общему балкону?
Затем я предложила Балаеву связать французу и ноги, для чего можно, например, использовать одно из платьев его прабабушки, после чего пойти обследовать место, где он что-то искал. Балаев с радостью разорвал платье на куски, связал Николя покрепче, причем еще и руки к ногам, чтобы француз оказался в наименее удобной позе из возможных, и вставил в рот кляп.
И мы вместе отправились в другой конец подземелья. Балаев по пути удивлялся моему чуткому сну.
Там я включила фонарик для беглого осмотра – и мы застыли на своих местах, в удивлении открыв рты.
Николя отодвинул несколько ящиков в самой дальней части, которую Балаев днем осмотрел только бегло. К тому времени осмотр ему уже надоел и он понял, что ничего особо ценного тут нет. За самым нижним ящиком, у земляного пола, находился люк в стене. Николя явно пытался открыть крышку люка. Она и заскрипела. Конечно, заржавела, если столько лет ее не открывали и не смазывали.
– Юль, посвети-ка, – попросил Балаев, садясь на корточки. Я опустилась рядом.
– Этот гад знал, что она здесь, – заметила я.
– Знал, подлюка. И молчал. Ладно, выключай фонарик. Сейчас попробуем открыть.
И мой товарищ по несчастью принялся за работу. Скрип был жуткий. Мне казалось, что банкир Глинских сейчас принесется сверху с пистолетами в руках и начнет в нас стрелять. Поэтому я постоянно прислушивалась, не раздастся ли какой-то звук в другой стороне подземелья. Однако там только ворочался Николя. Видимо, пытался освободиться. Но получалось у него плохо: Балаев постарался на славу.
К счастью, мой напарник был крупным и сильным мужчиной, так что крышку люка открыл, хотя и попотел. Боюсь, одна бы я с ней не справилась.
– Уф! – выдохнул Балаев. И принюхался.
Я последовала его примеру. Потом включила фонарик, в котором уже садились батарейки. Нашему взору открылся круглый ход, который когда-то был укреплен досками. Доски по большей части подгнили. Были покрыты столетней пылью, грязью, правда, ни одной убегающей от луча света крысы мы не заметили. Конец хода не просматривался.
Я выключила фонарик, чтобы не расходовать батарейки, и спросила у Балаева, полезет ли он по этому ходу вместе со мной.
– А ты точно полезешь? – Он усмехнулся.
– Без сомнения, – твердо ответила я. – Не сидеть же здесь до второго пришествия? Банкир может вообще не появиться. А может – с чем-нибудь стреляющим. Или с очередной порцией газа. Не хочется экспериментировать. Ход в любом случае ведет не в особняк, а куда-то в другое место. Я готова рискнуть.