Соседи чиновника не видели, но кто-то к нему точно приходил. Они слышали, как в квартире ругались.
– Голоса мужские, женские?
– С мужчиной он ругался, – уверенно заявили супруги. – Но не очень громко. Слов было не разобрать.
Следователь еще раз позвонил Петру Ильичу по домашнему телефону, по мобильному, не получив ответа, позвонил начальству и получил санкцию ломать дверь. Соседи выступили понятыми.
Мои самые худшие предчувствия оправдались.
Петр Ильич был мертв.
– Застрелился! – почти хором воскликнули Клавдия Степановна и соседка, зашедшие в квартиру вслед за бригадой. Я замыкала шествие.
Петр Ильич сидел перед включенным компьютером, под правой рукой у него валялся пистолет.
– Ой, а он же левша! – в следующую секунду воскликнула Клавдия Степановна.
– Точно! – подтвердила соседка. – Убили! – завопила она истошным голосом.
Вероятно, следователь пожалел о том, что прихватил с собой так мало народу, потому что его явно не хватало для оттаскивания мощной соседки от места совершения преступления.
– Вы следы все затопчете! – орал он, но это не очень помогало.
Помог муж.
После того как в комнате воцарилась относительная тишина, следователь один раз ударил по «пробелу» на клавиатуре, и на экране появился текст предсмертной записки.
Петр Ильич просил у всех прощения и признавался в краже коллекции, правда, не сообщал ее местонахождения.
– Убийца – какой-то кретин, – вздохнул следователь. – Не выяснить, что человек – левша. Напечатать этот бред на компьютере…
Мне хотелось предложить следователю поискать подброшенные улики, указывающие на какого-то конкретного человека. Убийца, конечно, мог быть кретином, но это может быть и хорошая инсценировка.
Вопрос – зачем?
Но я промолчала. Я только ответила на все вопросы под протокол, как и Клавдия Степановна. Убийство Петра Ильича волновало следственную бригаду гораздо больше, чем кража коллекции. Это был высокопоставленный чиновник, и за него начальство будет спрашивать в два, если не в три раза строже. Потому что на само начальство будут давить из Москвы.
– Нет чтобы кто-то кого-то в пьяной драке прирезал, – сокрушались члены следственной бригады, когда мы с Клавдией Степановной покидали квартиру Петра Ильича, так с ним и не побеседовав.
А он ведь на самом деле мог украсть коллекцию – то есть организовать ее кражу. Например, для конкретного покупателя. А покупатель решил не оставлять свидетелей. Русские правоохранительные органы вполне могут списать все грехи на мертвого. В России подобное часто практикуется. Живые останутся при своих должностях.
На следующий день, то есть вечер, мы с моей русской компаньонкой, из которой энергия била ключом, отправились в гостиницу к Юрочке со съестными дарами. Клавдия Степановна постаралась, и я сама с трудом оторвалась от пирожков с капустой. Но надо было оставить Юрочке.
Он принял нас радостно, хотя и опять в одних трусах (правда, фирменных и дорогих), а после поглощения даров вообще проникся к нам любовью.
– Спрашивайте что хотите, – сказал он мне.
Я спросила, знал ли он про существование коллекции моего дяди Ричарда.
Юрочка на мгновение замер, потом внимательно посмотрел на меня. Его явно посетила какая-то мысль. Мне хотелось, чтобы он высказал ее вслух, и побыстрее.
– Ой, так мы же с вами родственники, мисс Тейлор! Я так рад иметь вас в родственниках! Я их всегда терпеть не мог, но если это вы – прекрасно. Я теперь всем буду рассказывать, что нахожусь с вами в родстве, пусть и не кровном…
И Юрочка полез ко мне целоваться.
– Оставьте эти нежности! – резко сказала я. – И нас с вами едва ли можно считать родственниками.
Чтобы Юрочка навсегда оставил эту тему, я быстро начертила два генеалогических древа – своей семьи и семьи дяди Ричарда. Юрочка даже к Ричарду имел очень смутное отношение, не то что ко мне.
– Я все равно буду считать вас своей кузиной, – заявил Юрочка.
– Тогда уж племянницей.
– Я…
– Считайте кем хотите, только отвечайте на вопросы! Вы знали про коллекцию? Да или нет?
– Да. Моя жена очень возмущалась, что Ричард продал ее в Россию, даже не предложив ей.
– Она хотела ее купить?
– Вообще она считает, что имеет право на ее часть. Я не знаю. Это вам виднее. Но, по-моему, и купить была готова. Она богатая баба.
– У нее есть такие деньги? – уточнила Клавдия Степановна.
– Я не знаю, какие у нее есть деньги, – вздохнул Юрочка. – Она пресекает все разговоры на эту тему. Я несколько раз пытался ее расспросить, но ничего не получалось. По крайней мере, я в случае развода ничего не получу.
– А в случае смерти Вики?
Юрочка опять замер на месте, потом на его красивом челе отразилась напряженная работа мысли.
– Я об этом не думал, – признался он. – Не знаю. Вообще-то у них в Англии принято составлять завещание. И Вики уже немолодая баба. Спасибо, что подсказали. Я у нее выясню.
– Ты только убивать ее не вздумай. Ведь попадешься же, – заботливо предупредила Клавдия Степановна.
– Зачем убивать-то? Я просто точно выясню, надо мне ее терпеть до самой смерти или нет. Если она мне ничего не завещала, я другую бабу буду искать. Ой, кстати, мисс Тейлор, а вы не поможете мне кого-нибудь найти? По-родственному? Я в долгу не останусь.
– Послушай, а почему ты встретил нас в одних трусах? – вдруг спросила Клавдия Степановна. – Это неприлично. Или тебе твоя англичанка приказывает дома ходить в таком виде?
– Я хотел показать, что я – метросексуал.
– Как?! – воскликнула Клавдия Степановна.
Тут уже я пояснила, что по трусам легко отличить мачо, метросексуала и гея – по крайней мере в Англии. Мачо предпочитают просторные и свободные (в России один из вариантов именуют «семейными»), геи – стринги или танга, метросексуалы – боксеры или плавки, всегда – дорогие, фирменные. Также эти три категории мужчин можно отличить по тому, что они бреют: мачо – в лучшем случае лицо (но могут любить трехдневную щетину), метросексуал еще и подмышки, а гей – также волосы на ногах, но может еще и на всем теле, включая гениталии.
– А у нас в России? – спросила Клавдия Степановна. – По вашей классификации я знаю одних мачо. А мне же Ленку мою надо предупредить.
Насчет России мы с Юрочкой не знали.
– Мисс Тейлор, так как насчет новой английской титулованной бабы? Можно и не титулованной, главное – богатой.
– Не боитесь нового «приворота»? – спросила я.