— Я приложу все силы, сударь, но только под печатью все равно должен быть ожог от горячего воска.
— Я знаю. Надо найти бритву.
Де Рагнель собирался выйти, но к нему подошел один из его спутников:
— Что нам делать, господин де Рагнель? Нельзя оставлять этих несчастных на забаву диким зверям. Да и потом, скоро станет совсем жарко, и…
— Найдите покрывала, простыни, все, что может служить саваном! Принесите детей сюда, к матери, и ждите меня. Я вернусь в замок, доложу обо всем госпоже герцогине и получу ее распоряжения. Я привезу с собой священника, бальи княжества и все необходимое для того, чтобы похоронить жертвы злодеяния по-христиански.
Перед тем как покинуть комнату, де Рагнель в последний раз взглянул на ту, которую он так любил и которая унесла с собой самые нежные воспоминания его юности. Если бы Персеваль был более высокого происхождения, он бы, без сомнения, предложил ей выйти за него замуж. Но он прекрасно понимал, что в его положении он не мог этого сделать. Большая любовь и незапятнанное имя — вот все, что у него было. Теперь Персеваль твердо знал: пусть он еще молод, но отныне ни одна женщина не заставит его забыть эту улыбку, этот бархатный взгляд, грацию и изящество каждого жеста Кьяры де Валэн.
Ему останутся воспоминания и горькая жажда мести. Ничто не собьет его с пути. Пусть ему придется обойти все земные пределы, перевернуть землю и море, он найдет владельца смертоносной омеги. И когда это произойдет, никакая сила на свете не остановит его руку. А потом он подумает, как примириться с господом. Ведь говорится, что только Он должен мстить на этой земле. Кругом достаточно монастырей, где он сможет похоронить себя заживо… А пока надо думать, искать, рыться в прошлом, в короткой жизни этой флорентийской лилии, так безжалостно раздавленной…
И вдруг ему показалось, что среди этого ада раздался голос, нежный и слабый. Он умолял:
— Моя дочка… Моя маленькая Сильви! Подумай о ней! Пригляди за ней…
Тогда Персеваль де Рагнель в последний раз подошел к кровати, склонился над нежнейшей еще недавно ручкой Кьяры де Валэн, такой белой и холодной сейчас, и прижался к ней губами.
— Клянусь вам, Кьяра, моей честью и спасением моей души. Спите с миром!
И, не обращая внимания на свидетелей этой сцены, шевалье вышел из спальни, бегом спустился по лестнице, отвязал лошадь и, вскочив в седло, пустил ее галопом сквозь ночной лес. Обычно он проезжал его шагом, опустив поводья, когда возвращался из Ла-Феррьер. Он давал себе время помечтать, послушать эхо лютни, чьи струны перебирали тонкие пальцы красивых белых рук. Но в эту ночь Персеваль де Рагнель, всегда такой спокойный, иногда даже равнодушный, хотел быть жестоким. Счастье, что никто не встретился ему в лесу этой ночью. Сова, птица мудрости, трижды прокричала в чаще деревьев, но он ее не услышал. В его ушах шумела буря…
Через двадцать минут бешеной скачки он как демон ворвался в освещенный факелами двор замка Ане. Спрыгнул на землю, бросил поводья подбежавшему конюху и быстрыми широкими шагами направился в покои герцогини.
У подножия лестницы де Рагнель встретил юного Ранэ, одного из пажей, который взглянул на него с удивлением:
— Что случилось, шевалье? Можно подумать, что вы плачете!
— Я? Да никогда в жизни! Вы бредите, мой мальчик. Но прежде чем постучать в дверь герцогини Вандомской он вытер глаза кружевным манжетом.
Франсуаза Вандомская стояла перед открытым окном, вдыхая благоуханные запахи ночи. Не обращая внимания на суету служанок, снующих туда-сюда с кожаными кофрами или стопками одежды, герцогиня пыталась справиться с тревогой, охватившей ее в ту же секунду, когда она узнала, что ее муж в тюрьме. Сезар — узник, может быть, закован в кандалы! Немыслимо!
Решение мчаться к нему на выручку она сочла единственно возможным. И все-таки сейчас она в который раз спрашивала себя, не приведет ли ее вмешательство к совершенно другому результату. Стоит ей оказаться под перекрестным огнем гнева короля и злобных нападок его министра, и все может закончиться очень печально. Ведь герцогиня Франсуаза осталась единственным взрослым членом семьи — ее неугомонная золовка Екатерина, герцогиня д'Эльбеф, едва ли заслуживает этого звания, — еще свободным в своих поступках. Если ее тоже заключат под стражу, у детей, еще таких маленьких, не останется другой защиты, кроме придворных. Все они, конечно, очень преданы семье. Это дворяне, чья верность многократно испытана, но они как-никак чужие. И кто знает, как себя поведут эти люди перед лицом угроз, которые вполне могут на них посыпаться. А уж как умеет пригрозить кардинал, известно всякому. Смогут ли они защитить от посягательств потрясающие владения — княжество Вандомское с городом-крепостью, носящим то же имя, почти королевские дворцы Ане, Шенонсо, Верней, Ансени, Ла-Ферте-Але, огромный особняк Вандомов в Париже и множество других богатств?
Герцогиня села в одно из кресел, затянутых голубым шелком и расшитых серебром, откинула усталую голову на подголовник и уставилась в потолок. Его роспись изображала ночь, богиню Диану, которая только что разбудила бога охоты, и ее любимых гончих. В этой спальне любили друг друга. Да и по всему дворцу переплетенные буквы, почти слившиеся друг с другом Г и Д, с гордостью напоминали, какая здесь царила женщина. Диана де Пуатье на протяжении всей своей жизни и до рокового удара копья на турнире удерживала здесь пленником венценосного любовника Генриха II. Король был на двадцать лет моложе, чем она. Эта дама и вправду была необыкновенно красива!
Франсуазе всегда хотелось иметь другую спальню, а не этот храм любви. Но именно эта была богаче украшена и, без сомнения, предназначалась для хозяйки замка. Сезар настаивал, чтобы его жена жила здесь.
— Почему вы считаете, моя крошка, что она вам не подходит? — со смехом уговаривал он ее. — Вы так же очаровательны, и хотя несколько преувеличенно стыдливы, но вы настолько моложе!
Сезар! Как будто он не понимал, как действует его обаяние на высокомерную лотарингскую принцессу, на которой ему с таким трудом удалось жениться! Их свадьбу, задуманную в самом строгом соответствии с традицией бракосочетаний принцев, все-таки удалось отпраздновать, но только преодолев множество препятствий.
Еще в 1598 году Генрих IV добился для своего сына Сезара, которому только исполнилось четыре года, руки принцессы Лотарингской, дочери герцога де Меркера, которой тогда было шесть. И не без труда. Герцог Меркер противился не столько самому браку, сколько перспективе передать будущему зятю управление Бретанью. Герцог был на этой должности уже столько лет и вовсе не хотел с ней расставаться. Но юного Сезара признали законным сыном, наследником. Было объявлено и о том, что король Генрих IV женится на его блистательной матери Габриель д'Эстре, ставшей герцогиней де Бофор. Не так-то плохо выдать дочку замуж за будущего короля…
Увы, за несколько дней до свадьбы и коронации прекрасная Габриель умерла в приступе судорог, который многие сочли божьим промыслом. И Сезар вновь превратился из наследника в обычного бастарда, одного из многих.