Трубы взорвались рёвом за его спиной, и юноша, пришпорив коня, помчался вверх по склону прямо на неприятельские ряды. Вся армия, как один человек, разом исторгла громоподобный вопль, эхом отдавшийся в окрестных горах, и по сигналу рожка соратники Като Кенсина помчались за своим командиром, вверх по склону, прямо на вражеские позиции. Кенсин к этому моменту уже достиг сверкающих пиками цепей противной стороны, они расступились и тут же сомкнулись за его спиной, поглотив его, словно вода брошенный в неё камень. Уилл облизнул пересохшие губы.
– Зачем он это сделал? – спросил он Кимуру.
– Сегодня это было его долгом, Андзин Сама. Такова традиция. Теперь бой станет общим.
Его долгом. Боже милостивый, подумал Уилл, иметь такую храбрость, такое чувство долга! Подняв взгляд, он увидел подъезжающего офицера.
– Приветствую тебя, Андзин Сама. Мой господин Иеясу приказывает тебе открыть огонь по неприятелю.
Солнце, столь долго всходившее и занимавшее подобающее место на небе, теперь парило там безраздельно. Исчезли последние признаки дождя и тумана, бесконечная синева окутывала холмы и раскидывалась куполом над ареной резни. Наступил полдень.
Уилл вытер пот со лба – жаркий день, да ещё горячка напряжения. Горячки боя не было – для него. Его орудия уже давно умолкли, прекратив свой рёв после часа обстрела. Это имело смысл тактически – потому что ядра лишь вспарывали землю – и стратегически: ведь продолжи они столь неэффективный огонь – и противник перестанет их бояться. Поэтому он и ждал примерно с девяти утра, и смотрел, и слушал, и удивлялся.
Битва ненадолго стихла. Токугава и его союзники, зализывая раны, снова отошли после очередной шумной атаки. Не все – на склонах остались горы трупов. Это по крайней мере имело какую-то ценность, отмечая первоначальные позиции Западных. Потому что Икеда оттянул своих людей, но всего метров на двести. Они продолжали удерживать холмы, продолжали блокировать дорогу на Киото, продолжали сохранять выгодную позицию. В то время как от воинов Токугавы, устало перегруппировывавших цепи после шести атак, валил пар. Сырость, накопившаяся в их одежде от предрассветного дождя, теперь поднималась вверх в неподвижном воздухе, словно столбы дыма. Лошади били копытами и ржали, перекрикивались, еле ворочая сухими языками во рту, кричали, умирая, раненые. То же самое происходило, наверное, и в армии Западных, но их не было слышно.
И не чувствовалось их запаха. Здесь же запах битвы, страха и смерти, казалось, навсегда остался в его ноздрях. Он чувствовал острый запах пропитавшейся потом кожи, пропитавшихся потом тел, он чувствовал нездоровую вонь, исторгаемую ослабевшими от страха животными, и над всем царил тяжёлый смрад крови. Кровь была везде – бежала ручейками сквозь грязь, пятная коричневые склоны над ним, была на каждом клинке, на острие каждого копья.
Кимура подал ему чашку едва тёплого сакэ – он разжёг за батареей костёр. Уилл отхлебнул, но почувствовал лишь ещё большую жажду.
– От нас здесь никакой пользы, Кимура. Я хочу попросить разрешения принца принять участие в следующей атаке.
– Отличное решение, Андзин Сама. Попросите и за меня, – согласился Кимура. – Принц идёт сюда.
Иеясу спешился и пробирался со своими офицерами по подсыхающей грязи, останавливаясь время от времени, чтобы поговорить с людьми, подбодрить их. Белая повязка, пропитанная потом, по-прежнему виднелась на его голове. Его меч оставался в ножнах, и выглядел принц таким же бодрым, как обычно, несмотря на безуспешный четырёхчасовой бой.
– Ну, Андзин Сама, как дела? Уилл поклонился:
– Я недостаточно опытен в таких делах, чтобы выносить суждение.
– Мне кажется, пора заканчивать с этим, – сказал принц. – Думаю, Икеда скоро введёт в бой свой правый фланг, а я предпочитаю использовать его сам. Ты видишь полки господина Кобаякавы?
Уилл проследил за жезлом, указывающим на скопление людей на склоне горы по левую сторону от войск Токугавы, которые до сих пор в сражении не участвовали.
– Вижу, мой господин Иеясу.
– Когда ои выступит – но не против нас, а против соседних с ним войск Западных, – я хочу, чтобы ты возобновил огонь из орудий. Земля подсыхает, и от ядер будет больше проку. А что ещё важнее – это отвлечёт внимание врага от нашего участка битвы.
Уилл поклонился.
Иеясу повернулся к одному из своих адъютантов.
– А теперь пускай стрелу.
Самурай вытащил из колчана зажигательную стрелу, приладил на место и натянул тетиву. Другой самурай сунул факел в разложенный Кимурой костёр, запалил его и поднёс к наконечнику стрелы, обмотанному пропитанной смолой тканью. Лучник отпустил тетиву, и стрела, пылая, взвилась в воздух. Мелькнув высоко над полками Токугавы, она по пологой дуге ушла в сторону Западных, встретивших её презрительными криками.
– Заряжайте, – приказал Уилл своим канонирам. – Теперь пошевеливайтесь, господин Кимура.
Иеясу вглядывался в южном направлении.
– Терпение, Уилл.
– Но он ведь должен выступить немедленно, – сказал Косукэ но-Сукэ.
Иеясу разглядывал войска Кобаякавы ещё несколько секунд, усмешка постепенно исчезла с его лица.
– Неужели этот мерзавец хочет теперь предать и меня? – спросил он сам себя и на удивление юношеским жестом поднял правую руку, укусив себя за кончик указательного пальца. – Андзин Сама, достанут ли туда твои пушки?
– Думаю, да, господин Иеясу. Но обстреливать господина Кобаякаву – разве это не оттолкнёт его от вас?
– Он должен выступить либо на нашей стороне, либо против нас, но сделать это немедленно, – ответил Иеясу. – Выстрели в него, Андзин Сама.
Уилл отдал команду, и два орудия развернули на юг. Подожгли фитили, орудия рявкнули, послав свои ядра в сторону флага Кобаякавы.
– Смотрите, мой господин! – закричал Косукэ но-Сукэ. Все увидели, что знамёна двинулись – но не вперёд, как опасался Уилл, а вниз по склону, на соседние полки, вверх по склону следующей горы, с копьями наперевес ринувшись на позиции Западных.
– Вот теперь, – сказал Иеясу. – Теперь, мои Токугава. Командуйте вашими людьми, господа. Победа наша.
Он хлопнул Уилла по плечу.
– Теперь можешь повернуть эти пушки обратно на врага, Андзин Сама. Стреляй вон в то скопление неприятеля в течение тысячи секунд, потом прекрати огонь и подъезжай к авангарду.