— Это и есть твой второй вариант? — спросил Гарин.
— Вообще-то да. Резкий эмоциональный выброс. Это может быть что угодно — приступ паники, истерика, — лишь бы отвлечь человека от постоянного пережевывания двух мыслей: «Мне больно» и «Мир несправедлив». В идеале — вспышка гнева.
Вот такой Столяров, с окровавленным лицом, в грязном плаще с наполовину оторванным, повисшим на лоскуте рукавом, снова был похож на человека, с которым Олег бок о бок прошел от Затона до Припяти.
Гарин отцепил от оградки зонт и протянул его Михаилу.
— Возьми.
— Засунь его себе, — огрызнулся тот и с чувством повторил: — Мэри Поппинс!
— У тебя кровь на подбородке.
— И черт с ней. Хотя… У тебя дома есть аптечка?
— Не знаю, — растерялся Олег. — Какие-то лекарства есть.
— Тогда поехали. Шоссе в той стороне? Нам надо серьезно поговорить. И, кстати, дай сюда бутылку. — Отобрав у Гарина чекушку, Столяров запрокинул голову и вылил в горло остатки водки, все до последней капли. — Ты мне нужен трезвым, — обтерев губы, пояснил он.
— Тогда, — Олег развел руками, — тебе придется подождать недельку-другую.
— Недельки у нас тоже нет, — отрезал Михаил.
Их долго не хотели подбирать. Даже те машины, которые целенаправленно перестраивались в крайний правый ряд, поравнявшись с голосующими, снова набирали скорость. Наконец рядом с ними остановилась сиреневая «шаха», и тонированное стекло медленно поползло вниз.
Столяров просунул голову в образовавшуюся щель.
— Уважаемый, до Сколкова за двести довезешь?
— Да ну. Вы мне весь салон перепачкаете.
— Триста.
— А вы откуда такие нарядные? — настороженно спросил хозяин «шахи». — Со свадьбы, что ль?
— Да нет, с поминок.
Михаил опустился на сиденье рядом с водителем и, с громким треском оторвав рукав плаща, выбросил его в окно.
— Разуваться, я так понимаю, не нужно? — уточнил Михаил, когда лампочка осветила груду верхней одежды, сваленную на полу в прихожей, и длинный коридор, пол которого был покрыт равномерным слоем пыли везде, кроме протоптанной тропинки: спальня — холодильник — туалет.
Первым делом он распахнул настежь окна во всех комнатах.
— Замерзнем, — попробовал возразить Олег.
— Лучше замерзнуть, чем задохнуться. Кстати, иди-ка ты в душ. Только погоди… Где у тебя чай?
— Вот. — Гарин достал из шкафчика над плитой коробку с изображением ромашкового поля.
— Что это? Бабский? В пакетиках? — скривился Столяров. — Я спрашиваю, нормальный чай у тебя есть?
Гарин хотел было обидеться на «бабский» — вообще-то это был любимый Маринкин сорт, — но с удивлением обнаружил, что не может. Похоже, там, на мокрой кладбищенской глине, подполковник заплатил ему по всем счетам и даже с небольшим запасом на будущее.
— Есть еще индийский. — Олег передал Михаилу запечатанную пачку с нарисованным слоном.
— О, то что надо! — обрадовался тот.
— А чайник…
— К черту чайник. У тебя плита газовая? Вот и хорошо. Все, иди. Голову помой, в чистое переоденься, и это… Сильно там не спеши.
Гарин хотел ограничиться горячим душем, но, мельком увидев свое отражение в зеркале, заткнул ванну пробкой и пустил напор посильнее. Потом он разделся и снова подошел к зеркалу. Только с четвертой попытки ему удалось взглянуть на себя без внутреннего содрогания. Ну и рожа! Значит, клочки… Олег с сомнением провел ладонью по подбородку и потянулся за бритвенным станком. Сквозь шум набираемой воды было слышно, как в коридоре заработал пылесос. Слипшиеся от пены пучки волос падали в раковину. Постепенно из-под физиономии опустившегося бомжа проступало лицо прежнего Олега Гарина. Только глаза в красных прожилках и глубокие лиловые круги вокруг них замаскировать было нечем.
Вода оказалась горячее, чем хотелось, но это было даже хорошо. Стиснув зубы, Гарин заставил себя лечь на дно ванны и расслабиться. Когда тело привыкло к температуре, он закрыл глаза, опустил голову под воду и начал отсчет. Амударья один, Амударья два, Амударья три… Зачем Михаил нашел его? Ясное дело, не для того, чтобы выразить сочувствие. Сочувствующий Столяров — это нелепость почище, чем добродушный бюрер. И уж точно не для того, чтобы пропылесосить квартиру и вынести мусор. Интуиция подсказывала Олегу, что эта генеральная уборка обойдется ему очень дорого. Амударья пятнадцать, Амударья шестнадцать, Амударья семнадцать… Михаилу что- то нужно от него, но что? При счете «Амударья пятьдесят» Гарин понял, что не очень-то хочет знать ответ. Вернее сказать, не хочет знать вообще. А что? Еще десять секунд, максимум пятнадцать, потом глубокий вдох под водой — и можно будет никуда не идти, ничего не узнавать, а если повезет, то и встретиться с Маринкой. Олегу уже доводилось тонуть — даже не в прошлой жизни, а в чужой, обернувшейся его личными ночными кошмарами. Это больно, но недолго. Амударья пятьдесят семь, Амударья пятьдесят восемь…
В дверь ванной постучали.
— Эй, ты там не заснул? — спросил Михаил.
Гарин выбрался из-под воды, пару раз судорожно хватанул ртом воздух и только после этого смог ответить:
— Да нет. Голову мою. Скоро выхожу.
Прежде чем покинуть ванную, он четыре раза вымыл голову с шампунем.
Столяров встретил его на кухне.
— Ну! Другое дело! — одобрительно заметил он. — Бритый, в халатике. Ты садись, садись.
Сам Михаил тоже успел сменить парадную форму одежды на рабочую. Жилетка и пиджак висели на спинке стула, из нагрудного кармана пиджака высовывался конец галстука. Брючины были подвернуты и, кажется, недавно застираны, две верхние пуговицы надетой навыпуск рубашки были расстегнуты. Преобразилась и кухня. Исчезла гора посуды из мойки, мусор со стола, что-то еще… Ах, да.
— А где?… — Олег провел рукой по обоям в том месте, где раньше висела в рамке их с Маринкой фотография, сделанная прошлым летом на берегу московского пруда.
— Фотографии в спальне, в верхнем ящике стола, — объяснил Столяров. — Все остальное барахло я отнес в кладовку. Разберешь потом, если будет желание. А пока вот держи, только аккуратно.
Он сунул в руки Гарину завернутую в кухонное полотенце литровую алюминиевую кружку, почти доверху наполненную густой черной жидкостью.
— Три глотка, — строго сказал Михаил.
Олег осторожно, двумя руками поднес к лицу горячую даже сквозь полотенце кружку и, не касаясь металла губами, сделал глоток. В следующее мгновение он скривился и, стукнув кружкой по столу, шагнул к мойке.
— А ну стой! — схватил его за плечо Столяров. — Не выплевывать! Глотать! Вот молодец!
— Это… что за хрень? — отдуваясь, спросил Гарин.