— Все, — сказал он буднично. Потом покосился на Сиверцева и глубокомысленно произнес:
— Я гляжу, ты не великий ходок по Зоне…
— Да вообще никакой, — признался Сиверцев. А что? Молчать ему Тараненко, между прочим, не предписывал.
— Я ж на заимке сидел, а оттуда только под конвоем вдоль сенсоров и назад. Ну, до трущоб вокруг «Рентгенов» разок дотопали, опять же под конвоем. Так там дорога — чистый проспект, Филиппыч, охранник наш, знай себе в зубах ковырялся.
— Да, там спокойно, — вздохнул Псих. — Как же ты за мной присматривать будешь? Тут скорее мне за тобой нужно! Не понимаю я Тараненко.
— Да я его и сам особенно не понимаю, — честно признался Сиверцев. — То заберет с заимки вроде как на реабилитацию, то опять оставит в Зоне! Ваня произнес это и запнулся.
Вот ведь оно, объяснение! На поверхности, практически. На заимке убеждены, что Сиверцев сменился. А в институте, надо понимать, полагают, что остался на заимке. Правда известна только Рахметяну, который довольно мутный тип и явно гораздо ближе к шефу, чем Ване всегда казалось, да бравые тараненковские гвардейцы под началом Петра, к которым, кстати, так просто не подкатишься — мигом с говном смешают. И с другой стороны — Психа оставь одного, так он растворится в Зоне, как сахар в кипятке. Он здесь дома. Но с таким спутником как Сиверцев — совершенно иное дело. Ваня Психу как гиря с цепью на ноге: и бежать мешает, и не никак бросишь.
Эти незамысловатые логические выводы Сиверцева сначала ошеломили, а потом вдобавок поразили простотой, даже элементарностью. Он в очередной раз подивился хитрости и изворотливости шефа, а также быстроте, с которой тот ухватывался за мельчайшие возможности улучшить собственную позицию в некоей малопонятной игре со множеством противников. Конкретно сейчас — скорее всего, с Покатиловым.
Кстати, вот еще что: затея шефа заодно является и проверкой чистоты помыслов Психа. Если Псих действительно пришел сдаваться, тогда он Ваню точно не бросит.
Но все равно Сиверцев не понимал почему Тараненко решил Психа от пуститъ чуть ли не на целую неделю. Может быть, просто не видел никакой возможности удержать его? Да вряд ли, гвардейцы бы скрутили на раз, никакая полиплоидность тут не помогла бы. А вывезти его в вездеходе в виде продолговатого куля, как горскую, завернутую в ковер невесту для Тараненко вообще не проблема. Что-то же заставило его рискнуть?
Свалка была уже совсем рядом — Сиверцев отчетливо наблюдал ограждение из колючей проволоки, местами продранное. Ряды брошенной автомашинерии сиротливо и безысходно торчали в диком поле, словно узники перед расстрелом. Совсем как на фотографиях, коих Ваня насмотрелся немало. Фотографий Свалки вообще почему-то было очень много, больше, чем всей остальной Зоны. Наверное потому, что сюда было сравнительно несложно попасть, даже новичкам, ну и еще оттого, что когда-то давно, после второй катастрофы, именно отсюда началось изучение Зоны — со Свалки.
— Напрямик, конечно, ближе, — сказал Псих и в голосе его Ваня уловил недовольство, — но я через Свалку ходить не люблю. Поэтому пойдем по дуге, вдоль ограды.
— Как скажешь! — поспешил согласиться Сиверцев.
— Ну и чудненько, — кивнул Псих. — Потопали!
Вдоль ограды угадывалось некое подобие тропинки — даже такой горе-следопыт, как Сиверцев заметил это без труда. По ней Псих и направился.
Ржавая колючка ограды тянулась от столбика к столбику метрах в пятнадцати справа от них. А воронья стая теперь была совсем близко — сотня метров, вряд ли больше. Впереди и чуть-чуть левее тропы, то есть дальше от колючки. Псих по ее поводу, вроде бы, не беспокоился — иначе зачем пошел в ту сторону? А вот Ваня почувствовал себя неуютно. Вороны-то — бог с ними, максимум нагадят сверху, хотя и это не восторг, безусловно. Ваню нервировало шевеление в траве. В Зоне предостаточно тварей небольшого размера, способных не оставить от двух взрослых мужичков мокрого места. А тех, кто способен только мокрое место и оставить — еще больше, причем намного. Не любил Ваня бросать вызовы капризной судьбе, не любил и все.
— Слышь, Саня! — опасливо поинтересовался он. — А чего там воронье кружит?
— А там корова дохлая валяется, — охотно пояснил Псих. — Собачня пожаловала доедать, ворон и вспугнула. Вот и кружат.
Сиверцев потянул носом сырой и нездоровый воздух Зоны — вроде, неприятных запахов не чувствовалось. Пахло влажной землей, травой, ржавым железом, но не гнилью.
— Давно валяется?
— Я ей что, летописец? — Псих пожал плечами. — Вчера вечером уже валялась. Ты не дрейфь, там сейчас никого опасного нет, да и собак немного. Пройдем. «Хорошо, если так», — подумал Сиверцев не очень уверенно.
Полгода назад Псих считался новичком-одиночкой, но если его история хоть сколько-нибудь правдива — он способен дать изрядную фору тертым сталкерюгам из «Штей», «Ать-два», «Вотрубы» и любого другого бара в окрестностях Зоны. Оставалось надеяться только на это.
И действительно, прошли. Воронье продолжало с карканьем кружиться над округой, в траве кто-то все так же шевелился и сопел, но никто так и не показался. Сиверцев совершенно не возражал, чтобы аналогичным образом вели себя все окрестные монстры ближайшую неделю. Это сильно сберегло бы ему нервы, да и не ему одному, наверняка.
«А все-таки интересно, — думал Сиверцев, — правдива ли на самом деле история Психа? Говорит, сознание парня, практически погибшего сорок лет назад в Припяти пересадили в искусственное тело. Надо же, несуразица какая!»
— Сань! — опять окликнул он поводыря. — А ты реально жизнь в Советском Союзе помнишь?
— Помню, — отозвался Псих, на взгляд Сиверцева— мрачновато. — Отчего ж не помнить?
— И как там… жилось?
— Жилось как-то, — вздохнул Псих. — Я уже замаялся об этом рассказывать. Ни о чем другом и не спрашивают.
— Извини, — смутился Сиверцев. — Не подумавши спросил. Но мне и правда интересно.
— Другая это была страна, совсем другая, — словно не услышав его заговорил вдруг Псих. — И люди другие. Не такие злые, как теперь. Доверяли друг другу, помогали… Даже незнакомым. Я как-то в детстве, года три мне было, наверное, ночью в туалет захотел. По маленькому. А темно дома, глаз выколи. И стра-ашно! Сестра дрыхнет, родители на работе в ночную, выключатели все высоко… Так я входную дверь квартирную открыл — замки-то ниже выключателей! И вышел. В подъезде красота, свет горит, и на улице перед подъездом тоже светло, фонарь же на столбе. Ну я и выскочил в палисадник — мы на первом этаже жили, в пятиэтажке. Оросил кустики, и назад. И тут опа! В квартире-то темно! Побоялся заходить, в общем. Так на коврике перед квартирой и уснул, калачиком свернувшись. Хорошо меня соседка заметила. Видит — дверь открыта, в квартире темно, ребенок спит. Ну и вызвала милицию на всякий случай. Участковый тут же примчался, вошли, убедились, что все вроде на месте, сестра проснулась, глазами лупает… В общем, уложили меня спать, дверь захлопнули и ушли. Меня даже и не ругал потом никто.