— Н-да. — Сиверцев покачал головой. — Рисковый ты, Саня, человечище.
— Жить захочешь, еще не то провернешь, — грустно заметил Псих.
— А что ты про пси-монстра говорил? Помнится, ты его поминал, когда мы кровососа издохшего у ограды свалки видели. И когда я тебе о собаке с червем в голове рассказывал, ты тогда сказал, что он за всеми нами следит.
— Следит, — подтвердил, Псих. — Поскольку его единственного ретранслятора еще осенью пристрелили, монстр вынужден был строить новую пси-сеть, чтобы знать о творящемся в Зоне и за ее пределами. Твари с червем в башке — элементы его сети. Если встречаешь таких, значит за тобой наблюдают, Ваня. За тобой, и за всем, что ты думаешь. И это серьезнее, чем может тебе показаться.
Сиверцев ощутил новый прилив беспокойства, замешанного на страхе и тоске. Как ученый он терпеть не мог непонятного, а как любой другой человек — опасного.
На сегодняшний день чувства простого человека и чувства ученого в нем, к великому сожалению, совпадали.
— Давай по порядку, — хмуро, но на этот раз рабочим тоном велел Храп. Осколки шарика он уже подобрал и в сердцах забросил в угол лежки.
— Как вы ушли, мы с Налимом опять спать завалились, — начал рассказывать Тучкин. — Продрыхли часов примерно до одиннадцати, потом то се, автоматы почистили, я наладился воды нагреть на обед. А Налим говорит, пойду, задумаюсь о смысле бытия — и туалетной бумаги отмотал.
— Почему не в лежке? — жестко спросил Храп. — Гальюн же есть!
— Гальюн-то есть, да воды нету. Какой смысл хату дерьмом прованивать? Ну он и пошел. Это уже около полудня было, но я точно время не засекал. Ну, копаюсь я, рациончики залил, раз зачерпнул из своего второй, так помалу все до дна и выхлебал. Пью чай, журнал читаю, потом спохватился — где, блин его носит, еда остыла уже! На часы — а уже второй час дня. В общем, стреманулся я, автомат взял — и на крылечко. Позвал раз, второй. Глухо. Долго думал: пойти поискать или не стоит. Не пошел, вернулся. Так вот и сидел пока вы не вернулись…
— Говорил же, из лежки ни шагу! — зло бросил Храп. — Ну что ж вы за ур-роды, а? Он встал, зло швырнул рюкзачок на спальники и посмотрел на часы.
— Грек, Оцеола, со мной. Киргиз — на крыльцо, прикроешь если что. Тучкин, сидишь здесь ждешь. Ключи где?
— Вот.
— Запрешься. Открываешь по условному-два. Даже если там моим голосом петь будут, без двойки — Нихт, уразумел?
— Ай-ай, сэр, — мрачно подтвердил Тучкин. Остальные тоже побросали рюкзаки. Храп плечом толкнул дверь, а секундой позже замер.
Отчетливые шаги звучали в холле. Кто-то, не скрываясь, направлялся к лежке, надо понимать, снаружи, от крыльца, и при этом даже беззаботно насвистывал.
Храп поднес палец к губам и жестом велел рассредоточиться, чтобы снаружи никто не был виден через дверной проем.
Команда быстро и умело отпрянула к стенам, даже Грек все выполнил достойно и тихо. Шаги приближались, они звучали уже на лестнице, ведущей в подвал. «Хоть бы это оказался Налим», — подумал Киргиз с надеждой.
Через несколько секунд в лежку ввалился он самый, живой и невредимый, ни чуточки не смущенный, веселый и бестревожный.
— Тучкин, хряп тебя по башне, ты чего не запираешься? — сварливо выкрикнул Налим и тут же заметил, остальных.
— Опа! — лицо его стало удивленным. — А чего это вы так рано?
— В каком смысле рано? — тихо переспросил Храп. Тихо, но с тщательно сдержанным бешенством — Киргиз это почувствовал.
— Как это, в каком? — Налим неловко дернул свободной от автомата рукой. — Говорили же, только к вечеру вернетесь.
— А сейчас что? Налим озадаченно захлопал глазами.
— Сейчас обед, мы с Тучкиным как раз пожрать наладились…
— У тебя часы есть? — перебил Храп. — Наручные?
— Часы? Нету, на кой они мне?
— Время, глядеть, на кой же еще? — заорал Храп, уже не скрывая бешенства.
— Время и на коме глянуть можно, — ответил Налим уже с тревогой, потому что отчетливо понял: что-то не так.
— Ну так глянь!!! — рявкнул Храп.
Налим послушно запустил руку под куртку, выудил откуда-то маленький ком и разблокировал клавиши. Глянул на экран, потом на Храпа, пожал плечами.
— Ну и? — недоуменно сказал он, протягивая ком старшому.
Храп с хлопком сграбастал ком и уставился на экран. Долго смотрел. Лицо его оставалось каменным.
— Ты и часы перевел, козлина? — осведомился Храп с угрозой.
— Да какие часы, на хер они мне сдались? — возмущенно заорал Налим в ответ. — Ты чего несешь, Храп? Можешь сказать — чё тебе не нравится?
Храп молча сунул свой хронограф на запястье под нос Налиму. Тот поглядел. Понимания на его лице не добавилось. Тут, видимо решив, что хватит орать, вмешался Тучкин:
— Олежа, вообще-то уже вечер. Ты срал больше шести часов.
— Как вечер? — растерянно протянул Налим.
— Обыкновенно. Видишь, уже и ребята вернулись. Налим жалобно поглядел на Храпа, потом на остальных.
— И снаружи темновато как-то для полудня… — глухо произнес он.
— Так, стоп, самый полный стоп! — вмешался на этот раз Грек. — То есть, ты пошел погадить в обед, правильно?
— Да, — подтвердил Налим.
— И что?
— Ну, а что? — Налим снова всплеснул свободной рукой. — Погадил, руки вымыл, да и вернулся.
— И все? — уточнил Грек с выражением сыщика, взявшего след.
— Ну, если тебе так интересно, между тем и тем еще жопу вытер и штаны подтянул! — поведал Налим ядовито.
— А дальше?
— А дальше в корпус вернулся — а тут вы мне по ушам ездите! — сердито добавил Налим.
— Скажи спасибо, что по ушам, а не по роже с размаху, — буркнул Храп, но прежнего желания закатать Налима под асфальт в его голосе уже не чувствовалось.
Киргиз протянул руку и взял у Храпа ком Налима. Взглянул на время. Ком показывал 12:09.
— Кажется, я знаю в чем дело. — Грек довольно спокойно обратился ко всем сразу, но главным образом к Храпу. После чего снова повернулся к Налиму: —Пойдем-ка, глянем на… результаты твоей… э-э-э… жизнедеятельности.
— Чё, все пойдем? — озадаченно поинтересовался Налим.
— Я не пойду, — фыркнул Тучкин. — От мне надо на твое говно пялиться!
— Только идем тихо, спокойно и молча, — приказал Храп. — А то ваши выверты у меня вот уже где! Судя по жесту, Храп по шею сидел в вывертах.
Вышли из лежки, поднялись из подвала в холл, пересекли его, спустились по широченной лесенке, миновали лишенные стекол двери и оказались на институтском крыльце. На крыльце Грек обернулся к Налиму: