Определенно, в созерцании ночной Зоны была своя мрачноватая прелесть, это даже неофит Сиверцев ощутил. Что ж говорить о Психе, который неделями и месяцами отсюда не вылезал? К тому же, он и сам уже, похоже, смирился с фактом, что является порождением Зоны. И как Психу ее не любить?
Ваня хотел выразить то, что почувствовал — сказать что-то хорошее о ней, о Зоне, но никак не мог найти подходящие слова. Биолога, конечно, трудно назвать технарем, но все равно Ваня человек достаточно точной науки. А тут нужен гуманитарий, чистый лирик. Поэт, например. В итоге высказался Псих:
— Ты чего вскочил-то? — поинтересовался он.
— Да муть какая-то снится, — признался Сиверцев. — Все время просыпаюсь в поту…
— То-то ты стонал…
— Стонал? — смутился Сиверцев. Может быть. Что снилось — хоть убей не помню, помню только, что-то страшное.
— Значит, точно будет, — непонятно о чем сказал Псих. — Посидим еще немного и пойдем в подвал, прятаться.
— От кого? — насторожился Сиверцев.
— Не от кого, а от чего, — поправил его Псих. — Выброс будет. И, по-моему, сильный, у меня вся кожа зудит, и под кожей тоже зудит.
— А! — понял Сиверцев. — Вот почему меня кошмары душат! Перед выбросом всегда так. Только раньше не так сильно плющило, честно говоря. Но раз говоришь, сильный будет выброс, тогда понятно.
— По-моему, сильный, — подтвердил Псих. — Тихо сегодня, даже мутанты попрятались.
— Кстати, Саня, — полюбопытствовал Сиверцев. — А тебе-то чего прятаться? Чисто за компанию?
— Не только. Выброс мне не вредит. Но это не значит, что я во время выброса кайфую. Неприятная это хрень и боль во время выброса адская. Даже если спрятаться. А наверху так вообще сознание потерять можно.
— Сознание, — вздохнул Сиверцев. — Там, где ты только сознание потеряешь, остальные просто умрут.
— С этим не спорю, — вздохнул Псих. — Но прятаться буду все равно. Пойдем, скоро уже.
И Псих встал. Сиверцеву ничего не оставалось, как подняться на ноги тоже. По ходу он мучительно вспоминал — видел ли лаз в подвал во время вечернего обхода всего здания. Кажется, не видел.
Оказалось, что попасть в подвал можно только снаружи, а внутрь Псих пошел просто чтобы собрать вещи. Действительно, не оставлять же их сверху, пока сами они будут пережидать выброс!
С противоположной от крыльца стороны здания, на самом углу, в землю вдоль стены заглублялась лесенка на восемь ступенек. Над лесенкой, похоже, собирались соорудить козырек из труб и листового железа, но то ли не успели, то ли сделали, но козырек со временем разрушился — целой осталась только одна секция, непосредственно над дверью. А над лесенкой выжил только каркас из гнутых труб, похожих на водопроводные.
Подвал был заперт, но у Психа имелось дежурное заклинание: из растрескавшейся кладки справа от двери он вынул полкирпича, а внутри, в щели между двумя другими кирпичами, откуда за долгие годы вылущился раствор, нашелся ржавый ключ. Замок тоже был ржавый и скрипучий, но пока работал.
— Сам понимаешь, — прокомментировал свои действия Псих. — Замок этот только от безмозглых мутантов. От большинства людей не поможет.
Подвал был добротный — собственно, его строили именно для защиты от выбросов, чтобы дежурная смена в любой момент могла укрыться, когда кордон еще служил кордоном и разделял Зону от ближайших окрестностей. Стены подвала были раза в четыре толще, чем надземные, да еще, как рассказал Псих, проложенные меж кирпичами просвинцованной тканью в несколько слоев.
— Ну, — пригласил Сиверцева Псих, — располагайся!
В подвале был сухой бетонный пол; такое впечатление, что его постоянно мели — ни пылинки, ни соринки нигде, разве только в углах немного припорошено. А вот в центре — чисто. Практически весь объем подвала занимало одно помещение, только в дальнем углу виднелся отгороженный пятачок с дверью — на вид безусловный сортир. Сиверцев из любопытства взглянул — сортир и оказался. Даже унитаз сохранился, правда от времени пожелтевший и совершенно сухой. В углу за унитазом один на другой были сложены пяток кирпичей, а рядом стояла синяя пластиковая швабра и такое же синее ведро. В свете фонаря все это выглядело достаточно сюрреалистично.
— Лучше устраиваться подальше от стен, — посоветовал Псих, расстилая надутый спальник. Именно расстилая: состоял спальник из отдельных надувных сегментов, чтобы в случае пробоины он не сдулся весь.
Сиверцев таки произвел с утра ревизию в вещмешке и знал, что там имеется пенка, которую он сначала принял за полужесткий каркас самого мешка. Вынул, тоже расстелил, улегся и крякнул с чувством: на надутом спальнике лежалось, определенно удобнее.
Возились и устраивались они еще минут десять. Потом Псих погасил фонарь. Ваня еще некоторое время поудобнее умащивал голову на вещмешке и половчее укрывался курткой. А потом накрыло.
Ощущения были омерзительные — Сиверцева словно выворачивало наизнанку. Туда-сюда, туда-сюда. Как с жуткого перепою, только сильнее, когда одновременно хочется поблевать, погадить и сдохнуть. Наверное, ломка у законченных наркоманов тоже происходит в этом же стиле. Невзирая на самочувствие, Сиверцев умудрялся и на Психа поглядывать — того тоже корежило, плющило и колбасило и со стороны это выглядело довольно неприглядно. Однако Сиверцев не сомневался, что сам выглядит не лучше. В конце концов он свернулся калачиком, сжался, крепко зажмурил глаза и застыл, тихо поскуливая. А потом все закончилось, так же внезапно, как и началось.
Довольно долго оба валялись, блаженствуя. Избавление от мук всегда воспринимается как блаженство, ничего удивительного в этом нет. Отдышавшись, Псих зажег фонарь и поглядел на часы.
— Угадай, сколько длился выброс, — хрипло спросил он.
— Минут десять? — предположил Сиверцев.
— Четыре минуты двадцать шесть секунд.
— Всего-то? — удивился Сиверцев. — Мне казалось, дольше. Псих прокашлялся и уже более-менее нормальным тоном сказал:
— Да оно всегда так. Что-нибудь хорошее — пролетает. Все неприятное — длится и длится, тянется и тянется…
— Согласен. — Сиверцев даже сподобился на метафору. — Десять минут в обнимку с девчушкой и десять минут в кресле у дантиста — это такие разные десять минут, что словами и не передашь…
Ближайшие полчаса ушли на то, чтобы привести мысли в норму и обрести что-то сходное с самочувствием. Псих то и дело поглядывал на старомодные наручные часы, сработанные, наверное, даже не при Брежневе, а еще при Сталине.
— Вот-вот светать начнет, — сообщил Псих зачем-то, словно рассвет в Зоне был вовсе не обязательным явлением. — Надо, наверное, назад перебраться, наверх.
— Зачем? — поинтересовался Сиверцев. — Там все открыто, припрется еще тварь какая-нибудь. Выброс всех перебудил, поди, как раз на охоту повылазят.
— В подвале можем вездеход зевнуть, — объяснил Псих. — А наверху и слышно, и видно.