— И ты сам во всем этом участвуешь? — с горечью спросил Уотсон.
— Я не имел отношения к этому делу, — опроверг Анубис. — Все было устроено, заведено и пущено в ход еще до меня. Сам я как раз происхожу из вольных сталкеров, сделал карьеру в «Долге» с самых низов, под началом Воронина и Ястреба — военных мужланов до мозга костей. Теперь, волею судьбы, я возглавляю клан, но не могу ничего изменить. Чего ты от меня ждешь? Чтобы я отказался от финансирования, расформировал всю группировку и переобулся в народные мстители, пошел воевать против разной сволочи? Так Коалиция приручит «Свободу» или учредит новый клан. А нас прижмет к земле.
— Но ты же думал об этом? — не унимался Уотсон. — Хотел сломать систему?
— А что мы, по-твоему, сейчас делаем? — спросил Анубис, глядя на Уотсона как на новорожденного ребенка. — Хотим сломать систему. Уничтожить Монолит. Не будет Монолита — не станет и Зоны. У меня при всем желании не было шанса провести хоть какую-то реформу. Да в них уже и смысла нет. Мы в жизни не делали ничего глобальнее, чем сейчас. Нам предстоит добиться успеха или погибнуть. А что до выяснений отношений по-мужски, то хотел бы я посмотреть, как начнет ржать Клинч, если я предложу ему вызвать на Арену, скажем, Глока, чтобы через кулачный бой выяснить, на чьей стороне истина.
— Но ты же можешь вызвать Эрагона? — задал вопрос Уотсон. — Не как лидер одного клана вызывает лидера другого, а просто как человек человека. Или просто навязать ему бой силой. Без оглядки на звания, без политики. Не ради истины. Сам же говоришь, теперь уже нет никакой разницы.
Предводитель «Долга» отвернулся, мрачно глядя на возвышающиеся впереди военные склады.
— Сможешь? — повторил Уотсон.
Анубис молчал.
Марк загнул плоскогубцами края проволоки, встал и перевел дух, чувствуя, как колотится сердце. Только что он закончил с расстановкой систем защиты периметра. На это ушло восемь противопехотных мин, пять датчиков движения и множество фотоэлементов, прикрепленных к стволам деревьев. Все это добро, как и многое другое, нашлось в грузовом отделении «Тайкуна». Напоследок сталкер расставил несколько растяжек, изготовленных при помощи всех имеющихся ручных гранат и пары мотков черной проволоки. Также имелась в наличии небольшая пулеметная турель, ее Марк поставил на островок, на который его вытащил майор после приземления с парашютом. Пулемет честно в единственную сторону, с которой можно было бы залететь в тесную болотную рощу, в которой находился Ка-54.
Когда Марк вернулся к вертолету, Борланд с Клинчем уже разложили на куске брезента все орудия труда, с помощью которых предстояло провести полевой ремонт машины. За беседой работа быстро спорилась.
— Значит, ты вовсе не мстить попер? — произнес Борланд. — Тогда, в Баре.
— Я совсем на дурака похож?
— Только чуть-чуть.
— Когда я увидел нож, который принес тот крендель, мне все сразу стало понятно. Что Консул — свой человек.
— И ты пошел его выручать.
— Не совсем, — сказал Кунченко. — Я понял, что дальше вы с «Долгом» в случае чего справитесь без меня и особо горевать не станете. Так что я решил попытаться сгонять на базу и забрать оттуда «Тайкун», чтобы всем нам легче жилось. Все остальное стало простым следствием успеха этой задумки.
— Майор, ты ступил дальше некуда. Тебя бы там прибили на раз-два. Не хочу показаться нескромным, потому что обычно я своей скромностью горжусь до небес, но Ми-28 быстро бы указал тебе твою ошибку, если бы я его не отвлек. Причем отвлекать-то его я пошел не из-за твоего героизма.
Клинч вытер лоб тряпкой, которой до этого протирал автоген.
— Так моя ошибка состояла только в этом? — спросил он. — Что я решил жизнью рискнуть?
— Ну… — Борланд постарался подобрать слова. — Это уже как бы показатель оригинального мышления.
Майор, сделав паузу, встал и отряхнул грязь с ботинок.
— Вообразим себе ситуацию, — сказал он. — Ты — генерал армии, чья задача — добраться до определенного рубежа и произвести диверсию. У тебя есть все ресурсы, но вероятность успеха очень маленькая, поскольку враг силен и не дремлет. Затем ты обнаруживаешь по ходу дела возможность получить в свое распоряжение одну единицу воздушной техники, с которой твои шансы на успех существенно возрастают. Все, что тебе для этого надо, — рискнуть жизнью одного солдата. Ты бы согласился?
Борланд думал недолго и ответил:
— Пожалуй, согласился бы.
— Вот и я так считаю. Просто этот солдат — я сам. Это никакой разницы не делает. А у вас была задача, и вы должны были ее выполнить, никуда не дергаясь. По морде бы тебе настучать за своеволие. За то, что пошел меня прикрывать. Но зато нам удалось вытащить Консула, так что я тебя прощаю.
— Как-то резво ты «вертушку» увел. Пришел, увидел, наследил.
— Ничуть не резво. Глок принял меры предосторожности и заминировал некоторые узлы. Мне понадобилось время, чтобы избавиться от этого балласта.
— Ты что, сумел обнаружить всю взрывчатку?
— Борланд, не держи меня за пацана. Неужто я не знаю, где на моем вертолете можно встромить гранату так, чтобы я не заметил? Да я в этих местах посмотрел в первую очередь.
— И это все?
— Не все. Передатчик координат на основе мощного маяка я тоже нашел и выбросил на фиг из кабины. Что до взлета, то он у меня никогда много времени не занимал. Кто-то успел даже пострелять мне вслед, но я не обратил внимания.
Почесав нос, Борланд принялся счищать болотную тину с левого крыла вертолета.
— Ты удивительный человек, майор, — сказал он.
Кунченко только рукой махнул.
— Вот все вы такие, гражданские жертвы стереотипов, — вздохнул он. — Полковник, списывающий целые роты и посылающий солдат на гибель, вас не удивляет. А майор, добровольно выполняющий задачу, которую обычно поручают другому, кажется вам кем-то нереальным.
— Ты не думал сделать карьеру где-то за пределами Зоны?
— Думал. Не сделаю.
— Почему? Слишком добр?
— Слишком зол. У меня есть персональный бзик в плане субординации. Я не могу поручать людям опасные задания, которые не способен выполнить сам. И напротив: в жизни не подчинюсь приказу какого-то жирного чмошника просто потому, что он мой прямой или посредственный начальник, если он не может справиться с этой задачей лично, хотя бы теоретически.
— Как же ты до майора дослужился?
— Постоянным подавлением чувства собственного величия в одних случаях и его раздуванием в других. А еще кропотливой работой на летных испытаниях.
Борланд закончил чистить крылья. Клинч придирчиво осмотрел работу и одобрительно кивнул.
— Молодец, — сказал он. — Оружейные пилоны не трогал?