Сотрясение я получил почти наверняка — сознание пару раз куда-то уплывало, начало подташнивать. Я с трудом поднялся на ноги, подобрал светящийся шар, и вдруг понял, что совершенно не ориентируюсь в пространстве. От серебристого сияния „вспышки“ окружающая темнота стала казаться еще глубже — артефакт своим свечением словно усиливал ее. Я мог рассмотреть только свои пальцы и запястья — нечего было и думать выйти с таким „фонариком“. В кармане была китайская пластиковая зажигалка, но, по исключительному закону подлости, при первом же „чирке“ истершийся кремень вылетел, и по пружине заскрежетала насечка колесика. Спичек с собой не было, а маленький кристаллик „каменного огонька“, от которого, при некотором умении и не без труда можно было зажечь пучок сухой травы или прикурить сигарету, сам по себе не давал даже ярких искр, а просто лежал в тайном кармашке пояса на случай отсутствия спичечного коробка или зажигалки. Я вдруг отчетливо понял, что придется выбираться из подвала ощупью, придерживаясь всегда одной стены, до тех пор, пока не увижу свет выхода — иначе плутать по подземному этажу можно было долгими часами, помногу раз проходя по одним и тем же помещениям. Я вздохнул, нащупал рюкзак, и из кармана на клапане извлек аптечку, выбрал гладкий цилиндрик универсального раневого антисептика и щедро побрызгал ощутимо жгучим спреем на лицо, вставил в нос ватные тампоны — кровь все не унималась. „Вспышку“ запаковывать в контейнер не стал, оставил в руках, надеясь, что, глаза привыкнут к темноте и мне хватит даже такого странного света. Как оказалось — зря: сияние артефакта было и в самом деле очень странным, и я по-прежнему ничего не видел вокруг даже через долгие несколько минут. Ощупывая влажные скользкие стены, я начал медленно продвигаться к выходу из душевой, поминутно оскальзываясь и с трудом сохраняя равновесие. Скользкий, ледяной кафель, шершавый бетон, гнилое, влажное дерево дверного косяка и совершенно неожиданно — что-то мягкое, осклизлое, легко подавшееся под нажатием руки, „Тха!“ — хрипло каркнуло нечто, часто ступая какими-то липкими, поскрипывающими шагами. И кто-то замычал дальше по коридору, и даже забитым кровавой ватой носом я почувствовал соленый гнилостный запах. Нечто, отшатнувшееся во тьму, снова полезло в дверь, и по моему плечу легонько мазнула белая, безобразно вздутая рука с отслоившимися ногтями — слабого света „вспышки“ как раз хватило на то, чтобы это дело рассмотреть.
Мало какой сталкер не знаком с таким чувством, как свирепый ужас. Не просто страх или неуверенность, и даже нехарактерные „роды ежиков“ перед жутковатым переходом или необходимостью зайти в незнакомую „заброшку“. А именно тот ужас, черный, безумный, когда даже опытный, закаленный Зоной человек превращается в напуганную до слабости кишечника, орущую обезьяну, у которой остается единственная мысль — зубами и когтями пробиться из западни и бежать, бежать как можно дальше отсюда. И, если такое случается, сталкер не жилец — первый же подобный забег гарантированно закончится в „карусели“ или луже „киселя“. Мне, можно сказать, повезло, от такого адреналинового удара мозг не поплыл, а, напротив, заработал в разы быстрее. Я крепко, с оттяжкой врезал ногой в темноту, отчего чье-то тело с грохотом и хрустом отлетело к соседней стене, ломая не то кости, не то горы гнилых ящиков. Вынул из кармана фляжку с семидесятиградусной „слезой контролера“ и вылил ее на левую руку, отчего ткань стала вдруг холодной и потяжелевшей. А затем с силой вдавил кристалл „каменного огонька“ в пропитанный крепким спиртным рукав.
Яркое, желтое пламя разом осветило помещение душевой. Не чувствуя ожога, я другой рукой приподнял дробовик и всадил сноп крупной дроби в распухшее, с вывернутым черным языком лицо, отчего голова зомби разлетелась гнилым арбузом, а вздутое от воды, похожее на бурдюк тело завалилось на спину. Люто выматерившись и подняв повыше „факел“, я ломанулся из подвала на воздух, на свет, по пути с оглушительным грохотом расстреливая в темноту магазин „сайги“…
Красную, всю в волдырях ожогов кисть руки, которая болела так, словно с нее сняли всю кожу, разбитый нос и лопнувший подбородок я потом долго выглаживал „душой“, по счастью, найденной в ближайшем болотце. Потому и шрамов на лице не осталось, и рука зажила на глазах, но с тех самых пор я очень хорошо понимаю людей, которые боятся темноты».
— Так что там, Лунь? — Хип пытливо заглянула в глаза. Признаться девчонке, что жуть берет? Хм… несолидно. Но и топать через темный цех с ходячими кадаврами, имея на руках только слабосильный диодный фонарик, тоже не особенно умное решение. Ведь сколько зарекался уже от глупостей, Лунь? Понесло тебя через Дикую, думал хабара намыть, а то, что цеха тут не просто темные, а буквально черные, и фонаря при себе до сих пор нет, это ты запамятовал, седая башка. Знали бы сталкеры, которые меня всерьез чуть ли не за мастера считают, сколько на самом деле дури в моей голове…
— Не ходи туда, Лунь, — послышался знакомый хрипловатый голос. Мы с Хип обернулись одновременно, и я порадовался за стажера — моментально дробовик к плечу, изготовилась стрелять, даже присела немного, словно уклоняясь от ответного выстрела. Ну, правильно все сделала — никого вокруг, и тут голос за спиной. Пусть даже и знакомый.
В нескольких метрах от нас стоял Координатор, приветственно поднявший руку. И он был не один.
Я узнал Доктора. Болотник немного печально улыбался, отчего на загорелом, обветренном лице стали особенно заметны лучики морщин в уголках глаз. Рядом с Доком стоял Фреон, в полной выкладке для дальнего рейда в Зону — полный рюкзак, запасные магазины для странного, немного громоздкого на вид оружия, отдаленно напоминавшего модульную винтовку FN, усиленный респиратор на груди. Странное дело — Фреон выглядел как будто старше, даже седина в коротких, ежиком, волосах стала заметнее, или, может, я этого раньше не замечал. Сталкера было почти не узнать — привычно хмурое, даже раздраженное выражение лица сменилось на спокойную уверенность во взгляде, даже тепло. Впрочем, Фреон все же улыбнулся, кивнул, покосился на Доктора с почти победным видом. Улыбка сталкера стала шире, когда я легонько щелкнул пальцем по ПМК на поясе.
— Спасибо, Фреон! — Хип крикнула это так звонко, что эхо отскочило от серых заводских стен. — Запомни, сталкер! Я никогда, слышишь, никогда не винила тебя и всегда считала другом! Слышишь меня, Фреон? Я хочу, чтобы ты это знал! Спасибо тебе от нас за все! Спасибо, Фреон! Прости, что не сказала этого раньше!
— Спасибо, друг! — Я поднял руку. — Спасибо тебе за нас.
Лицо Фреона окаменело, он вздрогнул и спрятал глаза за ладонью. Доктор положил ему руку на плечо, что-то сказал неслышно, сталкер отвернулся.
— Хорошо, что вы это сказали ему. — Голос Координатора был очень тих, шел словно издалека. — Теперь он уйдет спокойно и не будет ни о чем жалеть.
Кроме Фреона и Доктора рядом с Координатором стояли еще два человека. Я их не знал… один, высокий лысый старик в удивительно неряшливой, грязной фуфайке, раздутых в коленках спортивных штанах и галошах из обрезанных резиновых сапог, не улыбался, а просто внимательно разглядывал нас. Несмотря на невероятно запущенный вид, взгляд старика светился каким-то потаенным, нечеловеческим знанием, граничащим с безумием, и я вдруг понял, что это Смотритель, о котором тогда, у давно погасшего костра мне говорил Доктор. Тем, кого Док назвал Бессмертным, видимо, был человек в оранжевом научном комбинезоне со снятым шлемом. Молодой, черноволосый, с умным взглядом поверх небольших очков-таблеток, он помахал нам рукой, как старым знакомым, и тут же смущенно улыбнулся.