Прочный, как гранит, сверкающий и гладкий мир Алчности и Успеха таял, как кусок сахара в стакане с чаем.
Лорд Тренд куда-то исчез, и клавиши органа плясали сами по себе, выписывая совершенно не свойственные этому инструменту мелодии. Котировки были теперь подчинены новому ритму – тому, который задавал наглый и бесшабашный вирус.
– Как вам нравится эта музыка? – так же нагло и весело кричал голос невидимого вируса. – Добавить басов? Я знаю, что вы все этого ждете! Как вам такой бит?
По ушам ударил звонкий гул басов. Барабаны, казалось, стучат прямо по голове. Семену не надо было объяснять, чтобы понять простую и страшную для Черных Земель вещь: этот низкочастотный ритм означает стремительное падение слишком уж высоко зарвавшихся вверх котировок.
Так под веселую танцевальную музыку рухнула Колдовская Биржа.
Доминатор стоял, сложа на груди руки, на крыше Старой Башни и с кривой улыбкой на невидимом в глубине капюшона лице наблюдал за тем, как трескается цветное плиточное покрытие Черных Земель. Вскоре они по праву смогут называться Черными. Просто пресловутый Успех, что поддерживал до сих пор это дорогостоящее великолепие, быстро улетучивался, как дым из печной трубы.
Какое это все-таки эфемерное понятие – Успех. Вот он есть – и вокруг тебя, словно пчелы вокруг патоки, кружат Богатство, Связи, Известность и Удовольствие. Но вдруг – совершенно неожиданно, непредсказуемо и необъяснимо – Успех покидает тебя. И вслед за ним улетает все остальное. Самое время посмотреть на то, что останется у тебя после этого: ведь только это и есть настоящее. Только вся беда в том, что с приходом Успеха настоящие друзья, настоящая любовь и настоящее ощущение жизни куда-то уходят, уступая место жирным и ярким суррогатам.
На этом и держится могущественная машина зла. Что толку в Успехе для темных сил? Только его неотвратимые последствия.
Теперь Доминатор получал истинное удовольствие, наблюдая, как медленно, с шипением испаряется радужная пленка призрачного Успеха, обнажая обескровленную землю, откуда ненасытная Алчность успела высосать все жизненные соки.
Все шло, согласно задуманному плану. Нет ничего лучше хорошей комбинации, когда мнимое добро оборачивается злом, и все приходят в изумление от подлости и коварства. Злу не интересны прямые пути. Чем изощреннее план, тем приятнее полученный результат.
И сейчас, пока город стонет, пожираемый самим собой, когда бьются в агонии Черные Земли, задыхается Чаща, свирепствует гигантской змеей мертвая река, можно спокойно обдумать дальнейшие планы. Уничтожить ли Магистра? Пожалуй. Только стоит оставить его на десерт. Убийство младенцев – слишком изощренное занятие, чтобы совершать его впопыхах.
Но с чем действительно следовало поторопиться – так это с камнями Магистра. Пожалуй, зря он решил отдать их на изучение этим высоколобым бездельникам. Вообще толку от Академии мало. А камни по-прежнему опасны: кто знает, не придет ли кому в голову с их помощью устанавливать свои собственные Правила? Надо бы послать за ними и уничтожить ко всем чертям. Только вот кого?
Разве что этого исполнительного двухголового дурака.
Костяк сгреб камни со стола крепкой пятерней под взглядами трех молчаливых мужчин в белых халатах. Доценты явно были недовольны внезапной конфискацией ценных объектов исследования.
– Чего уставились? – грубо сказал он. – Приказ Доминатора. Или вам что-то не нравится?
– Нет-нет, – замахал руками доцент Виноградов. – Все, как вы скажете…
– То-то же! – довольно произнес Костяк, и, насвистывая, подкидывая в воздух камешки, удалился по длинному коридору.
Только шел он не к выходу. Он шел в подвал.
Здесь, в огромном и глубоком подземелье Академии, находился завод по производству магической тротуарной плитки.
Огромные машины прессовали глину, механические руки вытряхивали кирпичики плитки из форм, конвейерные ленты отправляли потоки магической плитки в пышущую жаром печь.
Костяку не нужен был весь этот процесс. Ему была нужна только машина для измельчения камней Успеха. Выходивший из нее дурманящее ароматный порошок смешивался с глиной, придавая плитке ее удивительные свойства.
– Хо-хо, – сказал Костяк, заглядывая в измельчитель. – Какое месиво! Не хотел бы я попасть туда! А ты, приятель?
Последнее было обращено к давным-давно безмолвной голове Косте.
Костя даже не обратил внимания на эти слова. Он считал себя обреченным на вечное молчание, на полную беспомощность и никчемность. Действительно – что делать голове известного профессора Доуэля, если ко всему прочему лишить ее голоса?
Костя равнодушно смотрел, как один за другим ловкими бросками отправляются в измельчитель красный, белый, желтый, зеленый камни…
Но в момент, когда в Костяк собирался поступить также со сложенным из двух половинок синим камешком, в душе Кости что-то случилось. Конечно, он не мог помешать своей легкомысленной правой голове. Но в момент, когда Костяк занес руку для последнего броска, она случайно оказалась возле самого лица Кости.
И Костя, что было сил, вцепился зубами в эту, когда-то его собственную руку.
– А-а!!! – заверещал Костяк. – Ты что делаешь! Больно! Пусти!
Синий камень выпал из дергающейся в зубах ладони и застучал по цементному полу. Костяк все же вырвал руку из хватких челюстей и теперь растирал ее другой ладонью.
– Дурак! – плаксиво сказал он. – Я тебе покажу! Сегодня же пойду к Повелителю – пусть тебя ампутируют, наконец, к чертовой бабушке.
После чего наклонился, поднял синий камешек и бросил его туда же – в измельчитель.
– Ну, и чего ты добился? – с издевкой поинтересовался у второй головы Костяк. – Только разозлил меня. Я этого так не оставлю! А камушки-то – хрусть-хрусть.
В это время из равномерно хрустящего Успехом измельчителя послышался новый скрежет – и на ленту посыпалась струйка желтого порошка.
…И где-то далеко, в полуживой Чаще вскрикнула красавица-ведьма: она увидела свои руки – руки обыкновенной пожилой женщины.
Из измельчителя посыпалась зеленая струйка.
…И на ступенях погибающей Колдовской Биржи хорошенькая референтка брезгливо шарахнулась от грязноватого бородатого человека, который стоял теперь на месте ее великолепного босса.
Пылью стал красный камень.
…И в страшном подземелье заплакала маленькая девочка: она больше не была ведьмой, не была Игроком, не была маленькой старухой. Она была просто испуганной девочкой, которую пытался утешить мальчишка – хотя, по правде, боялся он не меньше.
В порошок обратился белый камень.
… И бывшего Арбитра окликнул вдруг осторожный, дрожащий от волнения голос: