Вестей о Проклятом ни до Таяны, ни до Лидды и Набота не доходило, значит, Эрасти выжидает. Сгоревший в Мунте циалианский храм, без сомнения, дело его рук, но дальше его след терялся. Я вела себя глупее, чуть не выдав себя в мире Обмана Четверым, ведьме с оленем и тому, про которого мне и думать-то не хотелось. Этот знает даже то, что я не одна, если ему нужна именно я. Мир Обмана искажает все, к чему прикасается, какой бы меня там ни видели, в Тарре я – незнакомка с очень длинными косами. И все. Что-то мне подсказывало, что и женщине с Оленем, и хозяину жемчужного сияния вход в наш мир пока заказан.
Оставалось Четверо, но они знают, что Последний из Королей под защитой кого-то, кто их сильнее. Пока этого довольно, хотя Филипп, если б удалось его освободить, мог стать союзником. Анхель... Пожалуй, сейчас он не враг. Больше всего великому императору хочется сорваться со створки, на которой его держат, но без помощи со стороны ему это не удастся. Он предпочел бы, чтобы кто-то прикончил его хозяев, а я бы начала с него, если б знала как. Предателей надо уничтожать без жалости и сомнений, особенно умных и сильных. К несчастью, Вернувшегося может убить лишь Вернувшийся или тот, кто его вывел из-за Грани. Остальные, если повезет, могут до одури истреблять материальные оболочки этих тварей, спустя какое-то время они все равно возродятся. Та же история, что и с Ройгу...
Ройгу меня тоже беспокоил в том смысле, что не беспокоил вообще. Его адептов вырезали подчистую, его храмы разрушали, под носом у меня хранился его главный талисман, а я ничегошеньки не ощущала. Поверить в то, что Белый Олень взял и издох, завещав мне всю свою силу, дабы я спасла Тарру и поставила на могилке «мужа» иглеций, я не могла, а других объяснений не находилось. Я не слышала Ройгу, и я ощущала в себе немалое могущество, не имеющее ничего общего ни с эльфийской магией, ни с магией миров, по которым прошла.
Мне ужасно хотелось перевалить эту загадку на Эмзара, но я поклялась Александру дождаться, и я дождусь. Мы встретимся в Высоком Замке в час его торжества, я должна сдержать свое слово и ради него, и ради себя, и ради Тарры. Последний из Королей должен быть уверен в себе и в тех, кто с ним.
Я бродила по коридорам и переходам Высокого Замка, рассматривала старинные портреты, болтала с Вандой и Беатой, мало чем отличаясь от обычной женщины, которая ждет с войны своего мужчину, но это было не так. На самом деле я знала, что в войну смертных скоро вмешается некто, полагающий себя вправе распоряжаться чужими судьбами. Он вмешается, и мне придется драться, придется сказать, кто я, или уйти, молча, не попрощавшись.
Если предсказания не врут, будущим летом в Тарре начнется такое, в сравнении с чем Война Оленя покажется грибным дождичком. Но где же Ройгу? Я орами сидела у могилы Шандера, пытаясь услышать гривну, но та спала, а вести из Тарски становились все радужнее. Если так пойдет и дальше, Монтайа вот-вот падет и в начале осени армия вернется в Гелань. Я смотрела на Беату, старательно вышивавшую молодого белого волка, и просила судьбу помиловать Луи для этой девочки, из всех высших сил знающей только об одной, именуемой любовью. Когда мне придется уйти в неизвестность, растоптав свою непозволительную любовь, я буду думать о том, что делаю это для Беаты и таких, как она. Пусть живут, любят, вышивают плащи и ничего не знают...
2896 год от В.И. Ночь с 12-го на 13-й день месяца Лебедя. АРЦИЯ. ЛАНДЕЙ
Смерть поступила нечестно, подло, мерзко, несправедливо. Мария закусила губу, стараясь думать о чем-то другом, но не получалось. Последние оры таяли, как льдинки в весенней воде. В горле першило, совсем чуть-чуть, но это было началом.
– А это еще зачем? – Хозе осторожно снял с ее лица слезы. – Блондинкам лучше не плакать. Некрасиво.
Мария жалко улыбнулась. Подумать только, совсем недавно она то же самое говорила Элеоноре. Эта несчастная дура будет жить и реветь еще лет сорок, а она умрет, и никому до этого не будет дела.
– Хозе, почему так? Я не хочу умирать.
– Никто не хочет, а кто хочет, тот безнадежный осел. И туда ему и дорога.
– У меня уже началось.
– Что у тебя началось? – поинтересовался наемник, впрочем, без особого волнения.
– Чума. В горле...
– А холеры у тебя нет случайно? Или конской оспы? Да, дорогая, девственность плохо влияет на разум, я это давно подозревал.
– Не утешай меня. Я все знаю...
– Проклятый! Да что ты знаешь? Нет тут никакой чумы. Нет, не было и быть не может.
– Как? – Марии показалось, что она ослышалась.
– Так! Север послал Тартю к Проклятому, того и гляди начнется восстание. Король и его молодчики боятся, что оно перекинется на Среднюю Арцию. Для них это и впрямь чума, но только для них. Вот они и понаставили кордонов. Никого никуда не пускают. Если Тартю здесь камня на камне не оставит, никто и не пикнет. Здешним все ясно, а вот в Арции народ и впрямь испугается. Здоровые слишком не хотят заболеть, чтобы жалеть тех, кого сожгут заживо.
– Ты, – Мария задохнулась от обуявшего ее гнева, – ты это знал еще вчера?!
– Разумеется, – подтвердил мириец, – чума всегда начинается на юге в больших городах и идет на север и никогда наоборот. Это выдумка, не спорю, удачная... Те, кто попались, это понимают, только куда против стражников попрешь, одна ты у нас, как из лесу вышла, всему веришь... Неужели ты думаешь, что стражники, будь тут и впрямь чума, ходили б с открытыми рожами и раздавали зуботычины? Да они бы всех из арбалетов на расстоянии клали! И трактирщик, как пить дать, в доле... Ладно, хватит! Нам и правда пора.
Но Марии в кои веки не было дела до политики. Никакой опасности нет и не было! Она зря мучилась, зря прощалась с жизнью. Она позволила этому насмешнику делать с собой все, что он захочет, думая, что обманывает смерть...
– Я тебя убью, – она попыталась вскочить, но Хозе с неожиданной силой прижал ее к постели.
– Прекрати дурить! Ты со мной не справишься.
– Ты знал, что мы не умрем. Знал!
– Ну и что? Сначала ты меня и слушать не хотела, а потом... Тебя точно надо было спасать. Не от чумы, а от твоей девственности. Хочешь остаться, оставайся. Нет, одевайся и пошли. Из этой дыры я тебя, так и быть, вытащу, ты была моей женщиной, я тебя не брошу.
– Не трогай меня!
– Милая, ночь кончается, если я тебя трону, нам придется остаться здесь до вечера, и только Проклятый знает, что за это время может случиться.
– Ты ответишь за свое преступление! – буркнула Мария, понимая, что несет чушь, но не останавливаясь. Соблазнение приравнивается к изнасилованию!
– Только малолеток, ноблесок и капустниц, – отмахнулся наемник, – а ты на них не похожа. И потом, ты пришла сама.
– Я думала, что завтра умру.
– Ты могла бы молиться.
Мария лихорадочно придумывала достойный ответ, но он не придумывался, а Хозе спокойно смотрел на звезды. Потом он ответит за все, но сначала и впрямь нужно бежать. Она стала лихорадочно одеваться, стараясь не смотреть на обманщика. Как он почувствовал, что она готова, женщина не поняла.