Шандер Гардани вздохнул и велел своим людям двигаться дальше. Оставаться среди пламенеющих от малиновых цветов развалин никому не хотелось, так что воины, с трудом скрывая облегчение, заворачивали коней. Шандер на всякий случай проехался в оба конца по тому, что некогда было главной улицей, встретил еще нескольких кошек, ошалело на него уставившихся, а затем юркнувших в развалины. Граф постарался убедить себя, что Лупе скорее всего вернулась в Гелань на Лисью улицу, где он ее и обнаружит. Шандер вздохнул и, сорвав с ближайшего куста кисточку темных кислых ягод, тронул поводья.
Говорить и даже думать не хотелось. Он молча ехал позади молодого воина с орифламмой, хотя смотреть на эту самую орифламму было некому. Тени становились длиннее, приближался вечер… Внезапно мышастый иноходец Шандера вскинулся на дыбы, звонко заржал и, сделав неожиданный прыжок в сторону, вырвался из шеренги и бросился в лес. Гардани был прекрасным наездником, но все произошло слишком неожиданно, и ко всему поводья арцийской работы не выдержали и лопнули. В таком положении всаднику остается лишь следить, чтобы низкие ветки, протянувшиеся поперек тропы, не выбили его из седла, и надеяться на то, что обезумевшая лошадь рано или поздно остановится.
Конь, видимо, несся по кабаньей тропе, вскоре глухой стук копыт сменился чавканьем, местность явно понижалась, затем лес расступился, и перед Шандером раскинулась бугристая ярко-зеленая равнина — знаменитые Кабаньи топи. Конь сломя голову мчался прямо в самую их сердцевину, и Шандер понял, что назад дороги не будет. Стоило пережить плен, Адену и Кантиску, чтобы найти дурацкую, случайную смерть в болоте… Только вот серый несся по бездонным топям, как по лучшему лугу, стелилась под копытами ядовито-зеленая болотная трава, сверкали брызги да взлетали с треском разъевшиеся летние утки. Наконец сумасшедший бег замедлился, и графу удалось ухватить обрывки поводьев. Впереди темнели кусты, указывающие то ли край трясины, то ли относительно сухой островок, и Шани послал лошадь туда. Та, тяжело поводя взмыленными боками, повиновалась. Стена сплетенных ветвей расступилась и вновь сомкнулась, и они въехали на небольшую поляну, посреди которой возвышался серо-лиловый валун, на котором сидела худенькая женщина в ярко-зеленой тунике. Шандеру показалось, что он сходит с ума, а она повернула к нему обрамленное пепельными волосами личико, украшенное огромными глазами, когда-то напоминавшими по цвету камень-листвечник, но сейчас более похожими на весеннюю листву, просвеченную солнцем.
— Лупе! — Шандер бросился вперед, но она быстро отступила за камень.
— Прости, что позвала тебя таким образом. Я не хочу, чтоб меня видели твои друзья…
— Но… Позвала? Ничего не понимаю? Как, ты в лесу?! Одна? — граф сделал шаг вперед, и женщина, останавливая его, протянула вперед узкие ладони.
— Шандер! Остановись и выслушай.
— «Слово дамы — закон для нобиля!» — ничего лучшего, чем эта цитата из Кодекса Розы, в голову не пришло…
— «А для дамы закон — честь!» — бездумно ответила Лупе и опустила голову. — Я не знала, что ты жив…
— Я сам себя почти похоронил, — Шандер больше не пытался подходить, пораженный ее отрешенным тоном.
— Как ты спасся?
— Меня сначала спасли Рамиэрль и один гоблин, а потом — Герика.
— Да, про нее я все знаю, — серьезно кивнула маленькая колдунья, — она и есть Королева Осени… И Эстель Оскора. Я гадала в прошлом году… То, что уже случилось, теперь понятно, но, к несчастью, понимание пришло слишком поздно…
— Лупе, но, может, продолжим этот разговор в другом месте?
— В другом не получится. Я теперь живу здесь.
— Здесь?! — у него не было слов. — Но здесь только утки да кабаны, как же ты…
— Они ничем не хуже большинства людей…
— Я готов согласиться, что лучше многих, — разговор начинал его тревожить все сильнее, на смену первой радости пришло предчувствие беды, — но это не место для женщины… Ты уже не единожды пыталась бежать от себя, разве это помогло?
— Нет, — согласилась она, — не помогло.
— Лупе, — граф говорил быстро, комкая слова, словно боясь, что не успеет, — Лупе, возвращайся. Я все время думал о тебе… Когда я узнал, что ты была в Мунте, что мы разминулись только на несколько дней, я чуть с ума не сошел. Почему-то подумал, что ты вернулась в Белый Мост. Я был там, но там только кошки и летние свечи. Я надеялся найти тебя в Гелани, и вдруг такое чудо… Я ведь люблю тебя, я это понял уже давно… Помнишь, как мы прощались у Симона? Ты ведь тоже? Правда ведь? Ты сейчас свободна, Глео погиб, война кончена, впереди все новое. Настоящее. Давай вместе забудем то, что было…
— Нельзя, — она сказала очень тихо, почти прошептала, но Шандер осекся, словно налетел на невидимую стену. — Нельзя, Шандер… Мы потеряли друг друга, когда расстались прошлой осенью, — она задумчиво накрутила на палец легкую пепельную прядку. Мы действительно почти полюбили друг друга… Меня мучило, что я замужем, что я тебе не ровня, но я была влюблена, я даже осмелилась на Большой Расклад, и О сказали мне, что у нас может быть будущее… Но «может быть» не всегда становится «есть»…
Долго рассказывать, что со мной было. Ты погиб — это было известно всей Гелани. Я ушла из города, встретила… Нет, это потом… Мы дрались с годоевскими убийцами, я, и Хозяин пущи, и другие, мы помогали Рыгору и его людям. А потом появился Луи… Я тебя уже оплакала и не думала, что что-то может еще быть… И не было бы, если бы не смерть, которая торопила нас… Шани! Я полюбила Луи… Родольф, он был моей выдумкой, ты — мечтой, а Луи… Он стал для меня… всем.
— Понимаю, — кивнул Шандер, кусая губы, — то, что я слышал о нем… Он был достоин тебя… Ты права, любовь всегда права… Но ты не можешь здесь оставаться! Я готов стать твоим другом. Клянусь, я больше тебе ничего не скажу, пока ты не успокоишься… Я могу долго ждать… Если нужно, всю жизнь.
— Зачем, — она подняла глаза, — у тебя еще все случится… Я тоже думала, когда узнала про тебя, что это конец… Но конца, пока мы живы, быть не может. Просто у тебя теперь своя дорога, а у меня своя.
— Нет, у нас одна дорога! Проклятый меня побери! В Гелань или, еще лучше, в мои владенья. Я не дотронусь до тебя, я даже приезжать туда не буду, если ты не позволишь. Но я буду за тебя спокоен! Буду знать, что ты есть, что тебе ничего не грозит.
— А мне и так ничего не грозит, — улыбнулась Леопина, — все, что могло со мной случиться, уже случилось, и ни ты, ни кто другой ничего не изменит…
— Но не можешь же ты жить одна, в лесу?
— Могу. Только это я сейчас и могу, Шани… Не знаю, что бы было, если бы ты застал меня в Мунте. Сердце, оно ведь непредсказуемо. Счастье это нам бы вряд ли принесло, но без счастья живут почти все. Может, я и пошла бы с тобой, просто чтобы куда-то идти… Но тебя не было, и я решила…
— Но… разве тут есть циалианская обитель? Или ее будут строить?
— Нет! Пока я жива, ИХ, — она произнесла это с неожиданной яростью, — здесь не будет! Шани. Я больше не человек. Кэриун… Не знаю, тебе Рене или Роман рассказывали?