Арция. Тар-Игона. Жлобова заимка
– Явился? – Мишель Мишо, именуемый дружелюбно настроенными соседями Старым Жлобом, а недружелюбными – Упырем Болотным, хмуро уставился на потупившегося сына. Мишель был кривоног и плечист, а цвету его лица мог позавидовать гриб-красноголовик. Туссен был выше отца на голову, но под взглядом маленьких темных глаз съежился и уставился в дощатый, чисто выскобленный пол.
– Чучело дубовое, – ласково произнес Старый Жлоб, оглядев родимое детище, – кто победил-то?
– Дык, папаша, – заныл Туссен, – право слово... Вы же сами велели тихохонько... Отсидеться в лесу, чтоб не отобрали, не приведи господи.
– Ну и сидел бы в Кротовой балке да смотрел, кто кому башку поотвернет, синие али красные! А где ты, осиновое твое рыло, болтался? А? – Мишо словно бы вырастал на глазах, в то время как его сын уменьшался. – Небось до Медунов таскался? К коровище своей? Еще и потратился на нее! А ну, отвечай! Я тебя зачем посылал, дубина ты стоеросовая, орясина дуболомная? Деньги где?
– Тут, папаша, – залепетало чадо, расстегивая куртку, – все туточки, как вы и говорили... Десять ауров... Вы мне один обещали...
– Хм, десять, говоришь? – задумчиво произнес Старый Жлоб. – А ну раздевайси...
– Папаня, – позеленел Туссен, – да вы чо! Дык, не надо...
– А ну, сымай все! – гремел родитель. – Знаю вас, подпороски поганые, скидай все, кому сказано!
Верзила Туссен, чуть не плача, торопливо кидал одежку на пол. Дождавшись, когда сын остался в чем мать родила, строгий родитель велел ему поднять руки над головой и несколько раз поворотиться, после чего презрительно махнул рукой.
– Пшел вон, иди да оденься, стыдобина беспробудная!
– А... – сын попытался двинуться к горке одежи, но Старый Жлоб сунул в его сторону огромный волосатый кукиш:
– А это ты видел?! Ишь, чего удумал, отца родного дурачить! Знаю я вас...
– Папаша, – взмолился великан, – вы ж обещали...
– Обещал. Если толково сделаешь, а ты... Тебе что велено было, орясище?! Слупить с красных, скока можно, да глянуть, кто кого, а ты к бабе наладился?! Я все знаю! Десять ауров? А это что?! – Старый Жлоб затряс сапогом, в котором что-то зазвенело. – Это что?! Рыло твое свиное! Ауры это... От родимого отца затихарить хотел?! И сколько их? Один да три четверти! Олух! Разменял! Аур разменял да на девку свою потратил! – Увесистый кулак обрушился на шею жалко хрюкнувшего сына. – Зараза непутевая... Прости господи, ни украсть, ни на бабу влезть не могет, а туда же... Где двадцать пять аргов?!
– Папаня, вы же обещали, – дернулся Туссен, – дык, что опосля я могу... Мы с Мюзеттой....
– А на хрена мне твоя голодранка? Не, голубок, ты у меня на Монике женишься... Завтра же сговорю!
– Папаня!
– Я тебе, быку такому, тридцать лет как папаня. Будешь знать, как деньги тырить! О, а вот и вторая назолушка! Скока взял?
– Д-д-десять.
– Врешь, разбойник! Сколько?
– Дв-в-венадцать, – прошелестел младший Жлобов отпрыск, наделенный при Приятии именем Анжель.
– Двенадцать? – папаша сунул сыну в нос кулак. – А это чем пахнет?! – Сколько синие отвалили?! Говори.
– Фетывнадцать.
– Ах, четырнадцать, – кулак придвинулся поближе.
– Фетывнадцать, папафа, святой Эвасти не даст соввгать, – фетывнадцать!
– Давай! – Жлоб величественно принял и пересчитал добычу. – Верно... Ты не то что козлище это, никуда не стаскался, хвалю! Но что ж ты, образина твоя репяная, двадцать не взял?! Синие, они б заплатили!
– Пвафтите, папафа, не падумамфы...
– Вот урод! Кто хоть победил?
– Синие катовые, – осклабился Анжель, – как есть победили, я сматгел.
– А чего это ты смотреть полез, – подозрительно осведомился папаша, – и откуда?
– Со жмейской канавы, – отрапортовал сынок, – а смотгел, тому как любопытно, кады исчо такое увидифь...
– Эт-точно не увидишь... Дык, синие, говоришь?
– Угу. Как есть они...
– Ты с кем с них говорил-то?
– А хто их знает.... Сигногы вавные, но не звые... Ни квичали, ни вугались... Пвавда, чуть не пвибили сначава...
– За что чуть не прибили, убоище мое? – напрягся Мишель.
– Дык, я тихо фол, а они почуяли... Думали, вгаги... А потом мы повадили. Моводые они. Один высокий. Кгасивый такой, ствасть, в сапогах, и звегюга такая на ем... Как кофка, но не кофка... А втовой говбатый, но не так, как Пьев-Улитка... Севогвазый.... Он со мной и гововил... Добвый, – одобрительно заключил сын Старого Жлоба.
– Сероглазый, говоришь? Добрый да горбун в придачу... Видать, братец короля... Слыхал про него. Ладно, Анжель, вот тебе двадцать.... Не, десять аргов. Погуляй. Братца не пои, он свое выжрал уже, утроба волосатая! И подай мне новую куртку.
– Папафа, а вы куды?...
– К горбуну, уродище. Раз синие победили, не грех с них на радостях еще с десяток ауров стрясти. Скажу, что тебя красные на обратном пути подстрелили, пускай деньжат подбросят и лошадь еще, что ли...
2885 год от В.И.
29-й день месяца Агнца.
Мирия. Гвайларда
– Да не бойся ты, – Рафаэль обнял сестру за плечи, – ничего она нам не сделала и не сделает.
– Рито, а я и не знала... И подумать не могла, что ты...
– Представь себе, я тоже не знал. Вообще-то она колдунья будь здоров, я чуть было не поддался.
– А что ты сделал?
– Не знаю, наверное, я ее ненавидел больше, чем боялся. Вот и вырвался, а дальше все совсем просто было. Но она точно ведьма, и опасная ведьма, если кого и нужно утопить или сжечь, так ее. И пусть отец это сделает побыстрее!
– Но ведь она бланкиссима...
– Ну и что? Теодора Эллская тоже была циалианкой, но ее поймали на горячем и сожгли. А тут горячее не бывает. Она пыталась мне навредить при тебе и матери.
– Матушка не станет говорить против нее.
– А ты станешь?
– Стану, – твердо ответила девушка, – я видела, что она делала. Это не от Бога.
– Разумеется, не от Бога. От Бога вообще ничего не бывает, нет ему до нас никакого дела.
– Ты не прав. Он дал нам жизнь, он создал все сущее, мы должны его за это любить...
– Нам дала жизнь наша мать, однако любить ее меня что-то не тянет... Хотя, готов поклясться, сегодня она за меня испугалась, а ведь я думал, она меня ненавидит. Ладно, надо найти отца и все ему рассказать. Такие вещи решают по горячим следам.
Но отца в замке не было, никто не знал, где он, и Рафаэль решил, что он у Рено. Маркиза болела, и герцог ее навещал. Рито не видел ничего зазорного в том, чтобы съездить в имение Ллуэва, он любил Ренату, а отец прекрасно знал, что сын осведомлен о подробностях его личной жизни и ничуть его не осуждает. Даро Рафаэль взял с собой, опасаясь оставлять ее с матерью и Дафной, кто знает, что те в его отсутствие могут выкинуть. Рафаэль так и не понял, как ему удалось сорваться с крючка, но циалианка продолжала его тревожить. Нужно все же было ее убить, пусть и на глазах у матери и малявки. Он вдруг понял, что почувствует себя спокойно, только увидев проклятую камбалу мертвой...