— Будь я проклят, если он не готов показать дорогу, — пробормотал пораженный либр.
— В этом нет ничего удивительного — он очень разумен, тебя помнит, знает, что ты друг Стефана. Он, наверное, хочет вернуться к хозяину. Тут он свое дело выполнил — Герике ничего у нас не грозит, он не может этого не чувствовать.
— Не знаю, что им движет, но, похоже, он в самом деле знает дорогу. Что ж, дорогой, раз взялся — веди!
Роман решительно встал, опоясался шпагой, постоял, закрыв глаза, собираясь для нужного заклинания — даже ночью и при его умении он не рискнул идти по городу без скрывающих заклятий, слишком высоки были ставки — и вышел за дверь. Преданный еще раньше растворился в осенних сумерках.
2228 год от В. И. Вечер 22-го дня месяца Собаки.
Таяна. Высокий Замок.
Анна-Илана внимательно проверила запоры на дверях — вообще-то Михай куда-то отлучился, но береженого судьба бережет. Комната жены регента была ее крепостью, Ланка слишком хорошо помнила судьбу братьев, чтобы позволить себе быть беспечной в родном доме.
Принцесса молча постояла перед зеркалом, переставив несколько раз свечи, чтобы пламя наиболее выгодным образом выхватило из темноты блестящие волосы, надменный рот, темные бархатные глаза, нежную кожу. Оставшись довольна, Ланка подошла к столу и лениво подобрала несколько виноградин с хрустального блюда, задумчиво провела пальцами по щеке и решительно пододвинула к себе письменный прибор.
Она собралась написать Рене сразу же, как только узнала, что тот жив и в Эланде, но надо было придумать, как доставить письмо по назначению. Михай ни в коем случае не должен был ничего знать, но сейчас мужа не было. Его вечерние отлучки длились не менее трех ор, так что времени хватало. Был и гонец, способный добраться до Фронтеры и найти там надежного человека, который переправит письмо в Эланд.
Еще три месяца назад Ланка писала бы быстро и решительно, но теперь она обдумывала каждую фразу. Кто-то мудрый и циничный сказал, что корона или убивает, или делает умнее. Ланка старалась выразить свои мысли так, что, попади ее послание в руки кого-то, кроме Рене, тот ничего бы не понял. Зато герцог не мог бы усомниться как в том, что письмо предназначено ему, так и в том, кто автор послания.
Принцесса засиделась за полночь. Наконец все было готово, и Илана позвонила условным звонком. В коридоре раздались тяжелые, но мягкие шаги, и в комнату вошел молодой гоблин. Ланка приглядывалась к нему давно. Она довольно быстро научилась отличать гоблинских наемников друг от друга и часто пользовалась этим. Поскольку большинство обитателей Высокого Замка пришельцев ненавидели, боялись и презирали одновременно (Михай, хоть и прибегнул к их услугам, не являлся исключением), доброжелательный интерес жены регента пробудил в могучих черноволосых воинах ответную симпатию. Ланка не раз прилюдно восторгалась их медвежьей силой и выносливостью, сетовала на то, что мужчины-люди вырождаются, если уже не выродились, жадно расспрашивала о житье-бытье в горах.
Особенно принцесса сдружилась с молодым воином по имени Уррик пад Рокэ, который неосторожно обронил, что, к сожалению, гоблинские женщины при всех своих достоинствах интересуются лишь продолжением рода и поддержанием очага. Услышав такое, Ланка принялась говорить с молодым чужаком о поэзии и живописи, показывать ему картины старых мастеров, объясняя, что хотя суровая жизнь в горах сохранила в народе Уррика мужество, силу и благородство, но она же лишила их многого, прекрасного и неизведанного. При этом таянка всячески подчеркивала свою слабость и беззащитность. Однажды Уррик застал ее в слезах и узнал, что регент не только изменяет ей с кухонной девчонкой (у гоблинов сословные ограничения и супружеский долг были весьма суровыми), но и, пойманный с поличным, ее же оскорбил. Ланка рыдала на груди чужака, шепча, что бежала бы в горы к настоящему народу, если бы не знала, что самый ее вид у большинства соплеменников Уррика вызовет отвращение. Молодой горец был сражен. Именно в этот момент он понял, что любит женщину из племени людей и к тому же жену того, кому служит. Открытие это сначала повергло Уррика в ужас, но потом он рассудил, что защищать слабую, одинокую женщину, оскорбленную собственным мужем, — его святой долг.
С этого времени он возненавидел регента, а Ланка поняла, что может рассчитывать на гоблинского офицера.
Принцесса не сомневалась, что Уррик доставит ее письмо старой няньке, приехавшей в Таяну еще вместе с Акме, но к старости осевшей вместе с мужем-егерем на арцийской границе. Старая Катриона, которую Рене знал чуть ли не с рождения, найдет способ переправить послание из Фронтеры в Идакону. Ланка еще раз перечитала написанное, сложила письмо, но запечатывать не стала — Уррик пока еще не читал по-арцийски, Катриона же читать не умела вообще, а лишний раз продемонстрировать обоим полное и безграничное доверие не помешает. Улыбнувшись самой себе, жена регента вышла к Уррику. Кстати, приручая молодого гоблина, она и сама привыкла к его внешности, а могучая стать и гибкие красивые движения нового друга в последние несколько недель заставляли принцессу задуматься о том, стоит ли хранить верность все более теряющему определенную сноровку Михаю. Разумеется, когда она вернет Рене, она и думать забудет обо всех остальных, но пока… А почему бы и нет? И почему бы не сегодня?
2228 год от В. И. Вечер 22-го дня месяца Собаки.
Таяна. Гелань.
Зеленая горка пользовалась в Гелани дурной славой. Одни по ночам там видели какие-то огни, другие утверждали, что слышали крики и смех. Городские стражники не раз появлялись в этом глухом местечке в самое разное время, но никого и ничего не находили. Наиболее осведомленные базарные кумушки утверждали, что на горке когда-то стоял иглеций, в стародавние годы оскверненный нечестивцами, чьи неупокоенные души привязаны к месту их грехопадения.
Сама же горка вовсе не казалась зловещей. Круто обрывающаяся в сторону Рысьвы и более полого сбегающая в сторону Лайерского предместья, она заросла колючей ежевикой, лещиной и черной бузиной. Попадались поляны и проплешины, на которых почему-то ничего не росло, зато в трех или четырех местах вверх рвались группы сосен и лиственниц, видимо, посаженных разумной рукой, так как росли они строго по кругу. Тогда же, наверное, принесли на горку и несколько кустов роз, которые, на удивление любому цветоводу, заботились теперь о себе сами и цвели так пышно, словно росли в оранжерее под бдительным присмотром умелых садовников.
Неподалеку от плоской вершины Зеленой горки кто-то соорудил странный памятник, представлявший собой высокий обелиск на массивном, сложенном из грубо обработанных гранитных глыб основании. Когда-то это сооружение было окружено невысокой стеной, которая почти вся развалилась — уцелел только один кусок, на нем в солнечные дни любили греться одичавшие кошки. С ними за добычу спорили вороны. Птицы вообще чувствовали себя здесь в полной безопасности — окрестные мальчишки свято верили, что тех, кто подобьет какую-нибудь живность на горке, целый год будут преследовать неудачи. По той же причине люди избегали собирать там ягоды и цветы, а бродяги не устраивали своих лежбищ.