— А я и есть либр. [25] Я бард. [26] В моей семье мужчины не расстаются с гитарой, а значит, с конем и шпагой. Сейчас еду в Тарску, [27] а повезет, и дальше, к Последним горам.
— О, я знаю вас, — всплеснула руками Гвенда. — Коли б мне вчера сказали, что сам Роман Ясный до нас будет, я б со смеху вмерла. А то дан и есть? То-то я думаю, что консигна у дана такая необычная. То ведь Романова Троянда? [28]
— Да, Красавица, и я после ужина это докажу, только пусть кто-нибудь принесет мою гитару. А то вы все такие грустные, уж не поселился ли в Белом Мосту, упаси святой Эрасти, людоед?
Смеха не последовало, причем Роман готов был присягнуть, что войт от этих его слов вздрогнул. Дольше бард не сомневался — в селе что-то стряслось. Что именно, либр решил пока не спрашивать.
Рыгор Зимный с надеждой рассматривал приезжего. Красавец, любо-дорого посмотреть, но не размазня, с кинжалом не расстается и, похоже, знает, куда ударить, если что. Да и глаза на месте — небось сразу заметил, что шрам на руке от кабаньих клыков. Надо с ним по душам поговорить, вдруг согласится выступить ходатаем за Белый Мост. К слову барда прислушаются даже синяки. Если тот не поможет, не поможет никто. Рыгор рискнул прервать затянувшееся молчание:
— Проше кавалера, дозвольте звернуться до милости дана!
— Чем могу служить, почтеннейший войт?
— Дозвольте полюбопытствовать, откуда ясновельможный кавалер путь держит?
— Из Старой Месы. Знаете, где это?
— Ой далеко, там, где Проклятый свой клятый перстень загубил.
— А там мне говорили, что он его потерял в ваших краях. Мы, барды, народ любопытный. Я всю жизнь колечко Проклятого ищу, а добрые люди, вот такие, как ты, меня туда-сюда гоняют.
На этот раз шутке рассмеялись все. Очень хорошо, значит, дело не в нем, просто он невольно задел чужие раны. Ничего, разберемся. А войт что-то странно на него посматривает, словно прикидывает, просчитывает. Может, спросить о чем хочет. Только вот при всех разговора не получится.
— А что, дан войт, вино здесь хорошее?
— У Красотки Гвенды, проше либра, лучшие настойки во всем Поречье. А уж царка [29] у нее! — Войт мечтательно закатил глаза. — Нигде такой не получите — огонь с лаской.
— Вот и славно. Пусть несет свою царку. И спросите, может быть, она с нами посидит, а я спою.
Вечер удался на славу. Гость сумел подобрать ключики ко всем. Языки развязались, заезжий дворянин и не думал чваниться. Нет, никто из сельчан не посмел бы ударить его по плечу или заговорить с ним по-простому без «проше либра» или «милсдаря», но настороженная крестьянская почтительность уступила место искренней симпатии, перешедшей в простодушное восхищение, едва гость взял в руки гитару.
Все шло как надо — завтра вся Фронтера будет знать, что проездом из Старой Месы в Тарску в Белом Мосту был Роман Ясный, сын Золотого Романа, что у него расковался вьючный конь, и потому он заночевал в селе. Теперь можно было спеть несколько песен и распрощаться, но барда все больше занимал войт. Он с удовольствием пил вино и громче всех смеялся шуткам и забавным историям, которые рассказывал приезжий, но Роман не мог избавиться от мысли, что Рыгор далеко не так весел, как хочет казаться. Не укрылось от барда и то, что пару раз люди замолкали, словно кто обрывал их на полуслове. А войт Рыгор, похоже, хочет поделиться общей бедой. Что ж, это может оказаться интересным.
До полуночи оставалось около оры. [30] Гости начали расходиться, в зале оставался с десяток самых крепких. Роман объявил последнюю балладу и запел о тарском юноше, ушедшем в Последние горы за золотом, которое потребовал отец его возлюбленной.
Шум на улице раздался неожиданно. Судя по всему, в Белый Мост пожаловал целый отряд. Причем немалый. Бард песни не прерывал, зачем? Тренированное тело и так готово, случись что, мгновенно вскочить, перелететь через низкий стол и оказаться у лестницы, ведущей наверх. А там шпагу в руку, через окно на крышу конюшни, и ищи степного ветра. Коней, способных догнать Топаза и Перлу, в Благодатных землях не видели. Хотя что ему волноваться? Времена настали до безобразия мирные, по дорогам Фронтеры [31] волен ездить всякий, кто заплатит пошлину… И все-таки стук копыт в ночи вызывает чувство тревоги, особенно, если у тебя есть что скрывать. Пусть сегодня ночные гости пожаловали не по его душу, ему они все равно не нужны.
Роман не желал нового общества, но от него это не зависело. Дверь распахнулась, и на пороге возникли три фигуры в плащах, дальше толкались фискальные стражники. Бард заметил, как на скулах Рыгора заходили желваки, а лежавшая на столешнице волосатая войтова лапища сжалась в кулак. Прочих селян ночные гости также не обрадовали, последних, впрочем, это мало волновало. Они всюду входили как к себе домой.
Во время скитаний по землям Арции Роману попадались всякие синяки, бывали средь них и люди редкого ума и порядочности, но нынешняя начальная троица выглядела вполне отвратительно. Собственно синяками оказались двое, третий же, судя по одежде, к тайной службе отношения не имел. Маленький, сутулый, с остренькой мышиной мордочкой, он вьюном вился вокруг рослых, плотных фискалов, получая видимое удовольствие от пресмыканья пред столь влиятельными особами.
Конечно, для либра парочка провинциальных синяков и прилепившийся к ним холуй никакой угрозы не представляли, но вошедшая компания ему не понравилась. Роман решил ее не замечать и продолжал петь как ни в чем не бывало. Непривычные к подобному обращению синяки растерялась — неизвестно откуда взявшийся либр путал им все карты. Роман же вдохновенно доканчивал историю о женихе, который принес-таки требуемое золото, только вот возлюбленная его к тому времени превратилась в седую старуху, тотчас же помершую на руках любимого от радости.