— Я и раньше догадывался, а теперь это мне очевидно. Вы знаете слишком много, чтобы быть всего-навсего деревенской знахаркой.
— Все вышло просто и глупо. Не надо об этом. О, хвала Эрасти…
Болотная матушка и адмирал появились неожиданно. Мгновение назад у молоденького дубка никого не было, потом из этого «ничего» вышли двое. Болотница даже не пыталась скрыть волнение, Рене с трудом переставлял ноги и тяжело дышал, но лицо оставалось спокойным.
— Берегите его, — потребовала старуха, обращаясь к Роману и Лупе, — он должен дожить до восхода Темной звезды, иначе она не взойдет и все утонет в тумане. Навсегда.
— Это самое непонятное пророчество из всех, которые я слышал, особенно если добавить к этому увиденное мною.
— А слышал ты немало, так узнай еще одно — Судьба над твоим другом не властна, но его будущее в руках его спутников, а в его руках будущее всех. Осенний Ужас это знает и спешит. Первый удар не попал в цель — охотник ошибся. Следующий удар нанесет человеческая рука, и очень скоро.
— Ну, к ударам я привык, — подал голос Аррой, кривовато улыбаясь. — Одним больше, одним меньше.
— Будем надеяться, что от ножа ты убережешься, но есть еще и яд, — сухо напомнила Хозяйка Тахены. — С жабьим камнем ты будешь чувствовать себя спокойнее.
— А разве он есть, жабий камень? Я думал, это сказки.
— То, что люди про него болтают, и впрямь — сплошные глупости. Камней в жабьих головах нет и быть не может, как и философских камней, которые все, чего ни коснутся, в золото превращают. И сотворить их никакой колдун не сможет, как бы ни старался… — Старуха внезапно улыбнулась, и Роман решил подыграть:
— Матушка, ты нас совсем запутала. Согласен, философских и жабьих камней нет, но ведь что-то есть, иначе ты о них не заговорила бы.
— Есть философские жабы. Любое в любое превращают. Могут опилки в золото, могут яд — в противоядие. Одна беда, поболтать любят, и имена у них — язык сломаешь, но твари добрейшие. Тут поблизости живет одна семейка, так младшенький только и думает, как бы мир посмотреть. Его я с тобой и пошлю — с таким спутником любую отраву кубками пить будешь, не заметишь. И не спорь.
Рене и не думал спорить. Болотница кивнула Кэриуну, и тот с довольным видом разжал корявую ладонь, на которой спокойно сидела небольшая, словно бы высеченная из кровавика жабка со сверкающими прозрачно-голубыми глазами.
— Это Андр… Андрио… Анд…
— Андриаманзака-Ракатуманга-Жан-Флорентин, — с достоинством представилась жаба, вернее, жаб. — К вашим услугам.
Надо отдать должное Рене, он умудрился сохранить серьезность:
— Я рад, что вы согласились нам помочь.
— Можете называть меня просто Жан-Флорентин. Это имя мне нравится, оно звучит достаточно рыцарски. Наши имена для невечных существ труднопроизносимы и непривычны. Даже Величайшая Хранительница Самого Великого Болота и та не произносит их полностью.
— Хорошо, я буду звать вас Жан-Флорентин, а вы можете называть меня Рене. Вы действительно можете превратить простой металл в золото?
— Могу, но не хочу, ибо почитаю сие бессмысленным. А называть вас я буду «мой адмирал». Это более достойно искателя истины. Если у вас возникнет острая необходимость в презренном желтом металле, можете рассчитывать на мою помощь. Ибо никакие принципы нельзя доводить до абсурда.
— К счастью, золото у меня свое. Болотная матушка полагает, что мне предстоит столкнуться с ядом.
— Это намного интереснее, ибо мне предстоит узнать, что заставляет одушевленное создание желать смерти ближнему. Вопрос жизни и смерти всегда будет волновать мыслящие существа…
— Манзака, — перебила госпожа Тахены, — наши гости успеют насладиться твоим красноречием по пути. Постарайся не втягивать их в философские споры, у них есть дела поважнее!
— Что может быть важнее поиска истины?! — возмутился Жан-Флорентин, однако тут же перешел к делу: — Есть ли у вас браслет, адмирал?
— Нет, да и зачем мне он? Побрякушки — это для женщин и придворных бестолочей.
— Вы правы. В мире множество вещей, которые нам не нужны. Я думаю, мы легко поймем друг друга, но в нашем конкретном случае браслет не роскошь, а средство защиты. Он нужен из соображений вашей безопасности. Будьте добры сорвать вот это ползучее растение и обмотать его несколько раз вокруг правого запястья. Вот так. Очень хорошо.
Философский жаб с достоинством переполз с руки Кэриуна на руку герцога и устроился на сорванном побеге. По блестящему тельцу пошла сияющая рябь, изо рта вырвалась ликующая весенняя трель. Рене ощутил легкий толчок и обнаружил у себя на руке браслет червонного золота. Неведомый ювелир удивительно точно скопировал плеть лесного вьюнка, не упустив даже самых тонких прожилок на листьях.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Жан-Флорентин. — А говорят, Мидас, Мидас… Вот как надо.
— Ну и зачем мне эта роскошь? — Выяснять, что есть Мидас, Аррой счел излишним, но жаб все равно возмутился:
— Странный вопрос для обладающего разумом. А как я, интересно, буду незаметно нырять в ваш кубок, если у меня возникнет предположение, что содержащаяся в нем жидкость содержит компоненты, опасные для жизни? Чтобы произошла трансформация, я должен вступить в непосредственный контакт с трансформируемой средой. Теперь же я буду восприниматься окружающими как логическое завершение ювелирного изделия. — В подтверждение своих слов философский жаб испустил еще одну трель, и в золото браслета вросла золотая же жабка с алмазными глазами.
— Ну, теперь, если меня не убьют разбойники, чтоб разжиться золотишком, я могу быть спокоен за свою жизнь, — заметил Рене. — А вам удобно?
— Удобно, но в любом случае благодарю за заботу. Я преисполнен уверенности, что мы прекрасно дополним друг друга.
На этот раз адмирал не нашелся что ответить.
6
В лагерь возвращались молча. Все слишком устали, чтобы обмениваться впечатлениями. Рассвело. Кони продирались сквозь кусты, задевая боками мокрые от росы ветки, капли падали на путников, но их прикосновение не было неприятным. Вдалеке заржала лошадь, и вороной адмирала откликнулся на приветствие.
— Подъезжаем, — заметил Аррой, — и хорошо, а то я промок насквозь.
Эландец задумчиво смотрел куда-то вперед. Роман гадал, скажет он что-то важное или подождет. Рене повернулся к собеседнику:
— Хозяева оказались настолько вежливы, что предстали перед нами в почти человеческом обличии, а не в виде каких-нибудь коряг или булыжников.
— Нет, монсигнор, они не были вежливы. Они были настолько напуганы, что не скрывали свой истинный облик. Вы вряд ли знаете, что когда-то Хозяева и эльфы были одним народом — Светорожденными. Потом их дороги разошлись. Большинство… — Роман запнулся, потому что чуть не сказал «большинство из нас». — Большинство эльфов предпочли вести ту же жизнь, что и люди. Возникали поселения и города, развивались ремесла, плелись интриги…