— Что будешь пить?
— Царку. Разве все так серьезно, что надо начинать с выпивки?
— Вряд ли я смогу что-то объяснить на трезвую голову. Ты помнишь, как мы впервые встретились?
— Разумеется. Я привез тебе Акме. Отец и братья не могли оставить Идакону — ожидалось нападение ортодоксов.
— Ты уже тогда произвел небывалое впечатление на наших дам, — несколько натянуто улыбнулся король.
— Для своих лет я вел себя сносно, — кивнул Рене, не понимая, куда клонит собеседник. Марко замолчал, глядя в кубок. Аррой зятя не торопил, вспоминая события давней таянской осени. Горящая всеми оттенками желтого и красного Замковая гора, вызывающе синее небо, серебристые крепостные стены… Рене, росший в краях сосен, гранита и серого моря, упивался этим великолепием, а Акме… Сестра была ошеломлена и перепугана. Она не видела раньше своего жениха, знала только, что он наследник престола и ему двадцать девять лет! Старик! Сорокасемилетний герцог неожиданно рассмеялся. Марко поднял на него вопросительный взгляд.
— Что с тобой?
— Просто вспомнил свой первый приезд и то, каким я был молодым и удивленным.
— Я боялся не понравиться невесте, ведь я был намного ее старше и никогда не считал себя красавцем.
То, что думала Акме о муже, умерло вместе с ней, а если не с ней, то с Иннокентием… С братом она говорила о чем угодно, только не о себе. И не об Эланде, куда она так больше и не приехала, хотя муж предлагал ей это, и не раз.
Сестра как живая встала перед глазами. Не исхудавшая, смертельно больная женщина, какой эландец видел ее за три месяца до смерти… Первой из череды таянских смертей. Он помнил темноглазую невысокую девушку с очень спокойными жестами. Единственный раз самообладание ей изменило, когда она у Всадников Горды ожидала своего жениха. Акме вцепилась в руку младшего брата, как в последнюю надежду, но, завидев кортеж таянского наследника, вновь превратилась в дочь и сестру эландских маринеров. В Эланде не плачут, не боятся, не оглядываются…
— Поверишь ли, у меня не было других женщин, кроме нее.
Рене верил. Во-первых, об этом же доносили прознатчики, а во-вторых, Марко никак нельзя было отнести к достопочтенному братству юбочников. Сам Рене позволял себе куда больше. Тем не менее Марко все еще оставался интересным мужчиной — среднего роста, худощавый, с красивой сединой и умным волевым лицом. Пожалуй, годы даже пошли ему на пользу, король выглядел сейчас куда внушительней, чем тридцать лет назад, но местные красотки могли спать спокойно — главным в жизни Марко Ямбора была Таяна. Он мечтал, чтобы стареющая Арция признала окраинное королевство равным себе, и почти добился своего. Не затевая ссор с соседями, король расширял границы Таяны, продвигаясь к Последним горам. Селившиеся там с высочайшего дозволения десять лет не платили налогов, их никто не смел спрашивать о прошлом. Этого было достаточно, чтобы в Таяну потянулись те, кто по тем или иным причинам не мог обрести покоя в своих странах. Марко раздвинул границы Таяны и на юг, присоединив несколько мелких герцогств. Король носился от города к городу, заводил новые ремесла, проверял таможенников, проводил маневры… На галантные похождения просто не оставалось времени.
Жену, впрочем, Марко искренне любил, после ее смерти как-то сразу постарел, и никому даже в голову не приходило, что он женится второй раз. Рене не считал второй брак родича достойным поступком. И разумным тоже не считал: сорок с лишним лет разницы — слишком даже для королей. К тому же была еще и очевидная для всех любовь калеки Стефана к безответной и тихой наследнице Тарски. Эландец был человеком жестким, а порой и жестоким, он давно понял, что цель может требовать не лучших средств, а выпускать из рук Тарску нельзя, но Марко поторопился. Стефану становилось лучше с каждым днем, а договориться с Кантиской и Мунтом особого труда не составляло.
Прегрешения Митты были слишком очевидны, и Церковь за умеренную плату дала бы благословение на повторный брак. Женитьба же Марко Стефана сломала, хотя тот и старался не подавать виду. О том, что творилось у принца на душе, не знали ни Рене, ни Шандер, с которым адмирал выпил не один кувшин вина, гадая, что же заставило Стефана отказаться от Герики, вновь выказавшей коровью покорность.
Шандер был изрядно зол на эту безмозглую девицу, соглашавшуюся с каждым новым женихом. Адмирал полностью разделял чувства капитана «Серебряных». Суровый со своими сыновьями, эландец был бы вне себя, добейся он от них подобного послушания. От раздумий эландца оторвал Марко. Король сказал, как отрезал:
— Аларик, мне нужен наследник. Ланку я отдаю Эланду и жду от тебя равной услуги.
Маринеры утверждали, что Счастливчик видит людей насквозь, но на сей раз Рене не понял ничего. Король торопливо пояснил:
— Я переоценил свои силы. Мой брак по сути не состоялся. Открыть эту тайну я никому не могу. Надеяться на чудо, на то, что твой Роман излечит Стефана или меня, тем более. Ты — мой родич и, надеюсь, мой друг. Я прошу тебя об услуге.
— Ты понимаешь, чего ты от меня ждешь?!
— Да, Проклятый меня побери! Герика не станет спорить. Это дитя понимает слово «надо». В конце концов, в тебе течет та же кровь, что и в Акме. Мне будет легче, если Таяна достанется ее племяннику, а не какому-нибудь выскочке!
— Марко, но надо ли гнать лошадей? Стефан выздоравливает, да и ты завтра умирать не собираешься. Скоро вернется Роман. Поговори с ним — он творит чудеса. Представляешь, что будет, если я выполню твою просьбу, а потом бастард встанет на пути твоего законного сына?
— Нет, Рене, я не тороплюсь. Я следующей весны не увижу, а Стефко… Если он уцелеет, я возблагодарю хоть Триединого, хоть ваших эландских Братьев. Стефан и так старший, ему ребенок Геро не помеха… Я прошу тебя. Ради Акме.
— Давай дождемся Романа. Если он не поможет, я задержусь.
— Ждать некогда!
— Марко, я ничего не понимаю! Почему ты так спешишь? В чем дело?!
— Ты сочтешь меня сумасшедшим.
— Я это сделаю, если ты ничего не скажешь.
— Будь по-твоему. Меня преследует один и тот же сон. Я еду по осеннему лесу, еду в Тарску, и вдруг моя лошадь бесится, встает на дыбы и сбрасывает меня. Как Гергея. Я боли не чувствую, но подняться не могу. Это не страшно: я знаю, что скоро по дороге кто-то проедет. Я лежу и жду. Наконец раздается стук копыт, но это не всадники — на поляну выбегает огромный олень. Совершенно белый! И вот тут-то я понимаю, что мне конец, а олень идет ко мне… Медленно, страшно медленно, и я вижу, что у него клыки… Даже не волчьи, таких волков не бывает. Не знаю, что ты обо мне теперь подумаешь.
— Я это потом скажу, но такого оленя я увидеть бы не хотел…
— Я не выдержал. Ты знаешь, особой набожностью я не отличаюсь, но тут отслужил молебен. Триединому и всем святым… Я не то чтоб надеялся, но это был хоть какой-то ответ. Я привык встречать врага с клинком в руке, а как воевать со снами, не знаю.