Она была такой откровенной, такой страстной, но невинной в некоторых отношениях, несмотря на годы, прожитые с Фиддингом. Представляя себе Кэсс рядом с этим бесчувственным чурбаном, Бен ощутил почти животную ярость. Ни о чем он не мечтал так сильно, как о возможности проучить как следует Роджера. Ему не помогало даже сознание того, что по крайней мере наполовину его гнев был порожден собственным бессилием.
Некоторое время они сидели молча. Есть обоим не хотелось. Однако Бен воздержался от комментариев по поводу очевидного и, налив Кэсс вина, начал рассказывать ей об истории своей страны. С этим предметом он был знаком несравненно лучше и потому постарался сделать свой рассказ как можно более увлекательным. Он рассказал о городе Вольтерре, расположенном на холмах, о его средневековых замках; описал крохотную республику Сан-Марино, разместившуюся на скалистом живописном склоне Монте-Титано; пересказал легенду о церкви, построенной на месте часовни святого Франческо в Санта-Мария-дельи-Анджели, где, как говорят, розы в садах не имеют шипов — с тех пор, как святой вознес к небу свое знаменитое покаяние.
К тому времени, как после еды им подали кофе, за столом воцарилась гораздо более непринужденная атмосфера, и Бен смог расслабиться, наслаждаясь обществом Кэсс и не испытывая головокружительного взрыва эмоций. Он почти сумел убедить себя, что взял ее в поездку ради того, чтобы не скучать в одиночестве. Но где-то в самой глубине души он знал, что это неправда…
Было уже половина третьего, когда они достигли Верразино. Заключительный этап поездки прошел гораздо медленнее из-за узких дорог. Лесистые склоны, густо поросшие утесником и вереском, расступались, образуя неглубокую долину; речушка, которую они видели с террасы ресторана, лениво извивалась среди полей кукурузы. Пахло сосновой смолой и лимонами, в затененной кипарисами зеленой чаше синело озеро, в котором, как рассказывал Бен, он в детстве купался.
Положив подбородок на руку, лежавшую на открытом окне машины, Кэсс с завистью посмотрела на плескавшихся в воде детей. Мелькание загорелых тел, должно быть, напомнило ей о том, как Бен брал ее с собой купаться три года назад, и, бросив в его сторону насмешливый взгляд, она спросила:
— И ты тоже обходился без купального костюма?
Но Бен не поддержал шутку.
— С купальными костюмами в Верразино прежде было туговато, — равнодушно отозвался он. — А к тому времени, когда я подрос, чтобы кое-что соображать, Гвидо перебрался в Англию, и моя мать больше здесь не бывала.
— Но почему? — воскликнула Кэсс. — Казалось бы… в то время она как раз нуждалась в помощи родных.
— Нет. — Бен покачал головой и, увидев встревоженное выражение на лице Кэсс, улыбнулся. — Незачем так беспокоиться. Софи не понадобилась поддержка. Твой отец материально обеспечил ее, а гордость довершила остальное.
— Но… должно быть, ты скучал по своим родным.
— Пожалуй, да, — философским тоном откликнулся Бен. — Видимо, именно потому я так упорно учился. Меня не отвлекало то, что обычно отвлекает других мальчишек моего возраста.
— О, Бен!
В голосе Кэсс прозвучало сочувствие, но Бен предпочел ничего не заметить.
— Мы уже почти на месте, — произнес он, и, к его облегчению, Кэсс отвернулась к окну.
Верразино ничем не отличалось от других здешних селений: церковь с готической колокольней, опрятная маленькая гостиница, коттеджи вокруг обсаженной цветами piazza (площади), где играли дети и собаки, проявляя редкостное пренебрежение к проезжавшим мимо машинам.
— Это и есть Верразино? — Вид селенья явно произвел впечатление на Кэсс. — В нем есть своя прелесть, верно?
— Довольно незамысловатая, — сухо отозвался Бен, останавливая машину на площади и надеясь, что ни один из летавших вокруг футбольных мячей не оставит вмятину на кузове «порше». — Отсюда мы сможем пройтись пешком, тут рукой подать.
Когда Бен распахнул дверцу и вышел из машины, его сразу поприветствовало не менее полудюжины знакомых, которым явно не терпелось разузнать о его спутнице. Бен отвечал на звучные «come stas» и «come vas» с печальной покорностью.
— Ты приехал проведать бабушку? — спросила женщина невероятной толщины, вперевалку подошедшая к ним, и Бен кивнул:
— Верно, Марина. Ей лучше?
— Ничего с ней не сделается, — беспечно отозвалась женщина, уставившись на лицо Кэсс. — Кто это с тобой, Бенвенуто? Невеста? Или жена? Красивая. И смотрит на тебя с таким обожанием!
Бен почувствовал, как вспыхнули в этот момент его щеки, и, вспомнив, что Кэсс могла по крайней мере отчасти понять слова Марины, решил, что придется отвечать.
— Это Кассандра… Скорцезе, — натянуто представил он свою спутницу и добавил по-английски: — Кэсс, это Марина Пизано. Она замужем за моим двоюродным братом Луиджи.
— Molto lieta, signora [17] , — вежливо пробормотала Кэсс, с любопытством взглянув на Бена, а пухлые пальцы Марины сжали ее руку.
— Вuопа sera [18] , Кассандра, — произнесла она, внимательно вглядываясь в глаза девушки. — Добро пожаловать в Верразино.
— Спасибо. То есть gram.
Кэсс явно смутилась, и Бен, заметив это, взял ее за руку.
— Мы хотим проведать Nonna, — уверенно сказал он Марине, — и вернуться домой до темноты.
— Разве вы не погостите у нас?
Марина наверняка обрадовалась возможности поболтать, но Бен уже зашагал прочь, ведя за собой Кэсс.
— В другой раз, — заверил он Марину. — A piu tardi. Ciaof.
— Почему ты не сказал ей, что я твоя сестра? — спросила, покраснев, Кэсс, когда они свернули на узкую улицу. — Потому, что она сказала, что я влюблена в тебя?
— Этого она не говорила, — резко возразил Бен, останавливаясь перед небольшим домом, возле открытой двери которого в вазонах цвели фуксии и герани. — Мы пришли. Это дом моей бабушки.
В доме было всего три комнаты и чердак наверху, где хранили запасы еды и зимние одеяла — в этой местности Тосканы зимы бывали холодными. Дом содержался в безукоризненной чистоте. Бен знал, что его бабушка родила в этих тесных комнатках девятерых детей, двое из которых, правда, умерли.
Лючия Пизано сидела на стуле с высокой спинкой в комнате, служившей кухней. Несмотря на жаркий день, на ее плечи было накинуто несколько шалей.
— Benvenuto! — воскликнула она при виде внука и, сбросив шали, попыталась встать со стула.
Но Бен опередил ее, быстро пересек комнату, встал на колени у ее ног, зажал узловатые пальцы женщины в своих сильных ладонях и подставил ей лицо для поцелуя.
— Nonna, — произнес он с теплой и ласковой улыбкой, — как приятно снова увидеть тебя!