— Хорошо, — улыбнулась она, — меня зовут Эмма Максвелл.
— Прекрасно! До свидания, синьорина.
— До свидания, — сказала Эмма и решительно двинулась к лифтам, ощущая на себе его взгляд и чувствуя, как сильно вдруг забилось ее сердце. Ей захотелось когда-нибудь вновь увидеть этого человека, и надежда на встречу с ним привела ее в состояние легкого волнения.
Решение сказать Челесте о своем отъезде завтра утром было напрочь забыто. В своей комнате Эмма нерешительно подошла к зеркалу на туалетном столике с намерением изучить свое отражение оценивающим взглядом и вдруг поняла, как же глупо она себя ведет. Что может испытывать такой мужчина, как этот, при виде глупой девчонки-тинейджера? Если бы она была безумно красивой, как Челеста, тогда, возможно, у нее были бы основания чувствовать эту сумасшедшую волну счастья, охватившую ее, но в ней не было ничего особенного, что могло бы привлечь внимание такого мужчины. Правда, она была натуральной блондинкой, но волосы не вились, а совершенно прямо спускались на плечи шелковой волной. Лицо чистое, но совершенно бледное и осунувшееся после перенесенной болезни, хотя под жаркими лучами солнца могло быстро загореть. Самым лучшим в ее облике, как она сама считала, были глаза: большие и широко расставленные, они лучились ярко-зеленым светом, а густые и длинные ресницы ничуть не уступали ресницам того мужчины. И кроме того, сегодня она была одета в это нелепое розовое платье, которое лишь умаляло ее достоинства. Эмма решила во что бы то ни стало утром посетить один из тех маленьких магазинчиков, что в изобилии теснились на узких улочках вдоль каналов, купить какой-нибудь материал и нитки и сшить себе пару платьев того цвета, который ей действительно к лицу. Возможно, ярко-красного или нежно-голубого…
Почему-то желание покинуть Венецию при первом удобном случае утратило свою привлекательность, и Эмме уже не хотелось говорить об этом с Челестой.
Челеста вернулась в номер только под утро, нежно мурлыкая что-то себе под нос и очень довольная собой, как будто получила огромное удовольствие от удачно проведенного вечера. Эмма засиделась до поздней ночи, читая, и потом, лежа в кровати, никак не могла заснуть. Ей было интересно, что делает в столь поздний час Челеста. Графиня, несомненно, уже легла спать.
Услышав шаги Челесты, Эмма выскользнула из кровати и, завернувшись в стеганый халат, тихо открыла дверь своей спальни. Челеста стояла у окна в гостиной с сигаретой в руке и томной улыбкой на лице. Она вздрогнула при появлении падчерицы, и Эмма почувствовала себя виноватой.
— Боже мой, Эмма! Что ты крадешься так в темноте?! — воскликнула Челеста.
— Я… я не могла уснуть, — ответила Эмма, небрежно пожав плечами, и вошла в гостиную. — Я думала о том, что мне лучше завтра, то есть уже сегодня, уехать домой.
Выражение лица Челесты тут же изменилось.
— Домой? Ты имеешь в виду — в Англию?
— Да. — Эмма нервно поежилась. — Я… я не понимаю, зачем ты лгала графине о наших взаимоотношениях, но я не хочу больше вводить в заблуждение такую милую старую леди…
Челеста пристально и скептически посмотрела на нее и вдруг презрительно рассмеялась.
— Эту милую старую леди, как ты ее называешь, больше заботят деньги, чем мои недостатки, — резко ответила она. — Тебе, наверное, уже стало ясно, что я приехала сюда, чтобы попытаться получить титул и затем восстановить положение семьи Чезаре?
— Я действительно так думаю, — тихо ответила Эмма, на ее щеках проступил слабый румянец. — Но, видимо, это не так просто сделать, иначе бы ты не стала привозить меня с собой, не так ли?
Челеста язвительно улыбнулась:
— До некоторой степени ты все правильно поняла. Графиня очень нуждается в деньгах, но семья слишком многое для нее значит, как и для всех итальянцев, и, если бы я прибыла сюда одна, без моей дорогой падчерицы, могу с уверенностью сказать, что это вызвало бы ненужное любопытство.
— Ты могла бы сказать правду о том, что у меня есть работа в Лондоне.
— О нет, дорогуша! Возможно, при твоей наивности тебе и в голову не придет поинтересоваться, сколько денег мне оставил Клиффорд, но могу тебя заверить, что, если графиня знает мой банковский счет до последнего фартинга, я этому не удивлюсь.
— Ну и что с того? — устало спросила Эмма, начиная терять терпение. — Многие девушки, имеющие богатых родителей, сами зарабатывают себе на жизнь, почему я не могу?
— Ты можешь, — проворчала Челеста, передернув плечами, — но, учитывая несколько миллионов долларов наличными и в ценных бумагах, я думаю, это было бы маловероятно.
— Несколько миллионов долларов? — удивилась Эмма.
— Конечно, ты спрашиваешь себя, ради чего я вышла за старика Клиффорда и терпела его дряхлые руки на своем теле?
— Челеста… — Пробормотала Эмма чуть слышно, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
— Ладно! Эмма, будь благоразумна! Ну какой вред в том, что старая леди поверит в наши с тобой прекрасные отношения? Это только для того, чтобы убедить ее… как это называется… в пристойности?
Все, что говорила сейчас Челеста, лишило Эмму аргументов в пользу ее отъезда. Если это правда, что графиню интересуют только деньги Челесты, то вполне оправдано желание ее мачехи ухватить свой шанс и получить титул, чего она и добивается. В конце концов, Челеста всегда получала, что хотела, сметая на своем пути все препятствия.
— В целом ситуация вызывает отвращение, — покачала головой Эмма. — Если это все, что тебе принесли деньги, я рада, что у меня их нет.
— Почему же, дорогая? Неужели тебе не хотелось бы стать графиней?
— Определенно нет. Я предпочитаю выйти замуж за мужчину, которого полюблю, чем за какого-то плейбоя среднего возраста, проигравшего в карты все свое состояние и теперь жаждущего взяться за чье-нибудь еще.
— О, Эмма! — Челеста расхохоталась. — Ты не так далека от истины. Правда, граф Чезаре еще не достиг, как ты выразилась, среднего возраста и довольно привлекателен как мужчина, но в остальном ты совершенно права. Для меня же важнее всего другое — мне приятно осознавать, что отцу моего будущего ребенка не потребуется специальных возбуждающих средств, стимулирующих его естественные желания.
— Челеста! — воскликнула негодующе Эмма и отвернулась. — Какие отвратительные вещи ты говоришь!
— Ты слишком чувствительна, дорогуша, — беззаботно ответила Челеста. — Если ты останешься со мной подольше, ты вскоре сбросишь с себя эту нежную кожу и постепенно сделаешься жестче. Тебе пора повзрослеть, дорогая! Думаю, тебе следует узнать, почему графине нужна именно я, а не другая, более старая, но и более богатая женщина. Все очень просто: я смогу произвести на свет здорового наследника — именно этого она так горячо желает для своего внука. Уразумела?
— Хорошо, Челеста, хватит об этом, — устало ответила Эмма. — Я не хочу участвовать в твоих гнусных планах. Я вернусь домой, а ты продвигайся по жизни без меня. Я прекрасно справлялась долгое время сама, и не думай, что ты обязана чувствовать хоть каплю ответственности за меня в дальнейшем. Ты продолжай жить своей жизнью, я — своей.