– Спасибо, вы мне очень помогли.
Пенсионер сделал быстрое движение пальцами, ассигнация испарилась, словно муха, проглоченная ловкой лягушкой.
– Заходите еще, – заулыбался он, – всегда рады.
Не успел я сесть в машину, как мой мобильный начал отчаянно трезвонить, на дисплее высветился телефон Николетты. Болтовня с маменькой не входила в мои планы, но не ответить нельзя, Николетта настырна, если она хочет пообщаться с сыном, то нет на свете ничего, способного загасить ее порыв.
– Алло, – сказал я и отодвинул трубку от уха.
– Вава, – завизжало из мобильника, – Вава, ты заболел?
Я вздохнул, маменька мастер задавать идиотские вопросы, бесполезно удивляться или возмущаться, надо дать конкретный ответ, тогда есть надежда, что тупой разговор быстро иссякнет.
– Нет, я абсолютно здоров, – заверил я.
– Не сломалась ли у тебя новая машинка? – с нежностью спросила Николетта.
Легкая тревога змеей вползла в мое сердце. Ох, не к добру маменька столь заботлива!
– Вава! Отвечай, – рявкнула она.
– Автомобиль прекрасно бегает!
– Ты в приличном виде?
– Извини, я не понял.
– Ты не пьян?
– Николетта, когда ты видела меня подшофе?
– Помнишь, как ты пришел с вечеринки и упал в коридоре? – гневно оборвала меня маменька.
Я предпочел промолчать. Действительно, был такой случай со мной, тогда еще Ванюшей. Мне было четырнадцать лет, а кто-то из одноклассников (в отличие от маменьки, я не обладаю памятью слона и не назову фамилию искусителя) принес в класс бутылку дешевого портвейна под названием «Три семерки». Мы, ощущая себя взрослыми, «скушали» пойло и потеряли чувство реальности. Портвейна каждому досталось по чуть-чуть, но качество его было столь ужасным, что выпивка мигом сбила юнцов с ног. Но это был единственный раз, когда я предстал перед очами маменьки в непарламентском виде.
– Другие дети радовали родителей, – плаксиво продолжала Николетта, – а я вынуждена была всегда интересоваться твоим состоянием. Ладно, я несла этот крест и потащу его дальше. Приезжай.
– Куда? – напрягся я.
– Ко мне!
– Но…
– Вава, – зашипела маменька, – не смей отказывать! Я специально выяснила: машина работает, ты не болен и, вот уж радость, не пьян. Немедленно сюда! К шести вечера!
Я глянул на часы.
– Хорошо.
– В костюме.
– Есть!
– С хорошим настроением!
– Непременно.
– И с подарком!
– Обязательно! Что ты хочешь? Букет роз или коробку конфет? – безнадежно осведомился я.
– Вава, – торжественно заявила маменька, – ты пентюх! Настоящий мужчина никогда не поставит подобным образом вопрос. Фу! Букет или конфеты! Вот она, тяжелая материнская доля! Как ни старайся, сколько ни воспитывай в ребенке хорошие манеры, все напрасно. Увы, ты просто вылитый отец, никакого благородства!
Я откинулся на спинку водительского кресла, включил громкою связь и вытащил сигареты. Можно спокойно покурить, Николетта оседлала своего любимого конька, она не остановится, пока не припомнит все промахи сына.
– Еще в три года ты… – неслось из трубки.
Я спокойно дымил сигаретой.
– …Павел был абсолютно бездушен, – тараторила маменька.
На мгновение мне стало обидно за отца, выйдя некоторое время назад второй раз замуж, маменька приобрела привычку хаять Павла Подушкина, ругать его книги, беспрестанно повторяя: «Жизнь в нищете закаляет. С первым супругом я все время считала копейки, ничего не имела, экономила на мелочах. Хорошо хоть сейчас, в зрелости, господь послал мне Владимира Ивановича, теперь я могу вздохнуть свободно».
Мой отчим, замечательный дядька, услышав в очередной раз фразу «тяжела и неказиста жизнь супруги романописца», начинает промокать навернувшиеся слезы и галопом скачет в очередной бутик, где, не глядя на ценники, сметает с прилавков содержимое.
– Поскольку это свадьба, – взвизгнула Николетта, – то и подарок должен быть соответствующий.
Я изумился.
– Бракосочетание? Чье?
– Вава! Ты меня не слушаешь!
– Очень старательно внимаю твоим словам, просто не понял, кто и за кого выходит замуж?
– Господи! Я сто раз повторила!
– Нет, не сказала.
– Сто раз повторила!
– Извини, но… Сделай одолжение, назови имена счастливых новобрачных.
– Зизи и Зузу! Вава! Внимание! Ровно в восемь ты должен стоять у подъезда Коки в смокинге, с белым поясом! С букетом и подарком! Все должно быть комильфо!
– Хорошо.
– Не опозорь меня в очередной раз.
– Обязательно, – машинально ответил я и тут же спохватился: – Не волнуйся, я не подведу.
– Слабо верится, – вздохнула маменька, – если явишься трезвым – это уже счастье.
«Ту-ту-ту-ту», – понеслось из трубки, я отключил мобильный и поехал домой.
Значит, у Николетты новая роль, теперь она страдающая мать сына-неудачника, алкоголика и маргинала. Наверное, россказни о тяжелой жизни с Павлом Подушкиным набили оскомину Владимиру Ивановичу, и маменьке пришлось срочно искать новую болевую точку. Интересно, кто такие Зизи и Зузу? Впервые слышу эти клички. И кто из них жених, а кто невеста? Впрочем, вот это уж совсем неважно, разберусь на месте. Маменькины подружки как одна отзываются на идиотские прозвища: Кока, Мака, Зюка, Люка… Зизи и Зузу замечательно дополняют картину. Надеюсь, Нора правильно оценит положение и отпустит меня на шабаш.
Выслушав мой отчет, хозяйка сказала:
– Ее убили!
– Кого? – уточнил я.
– Олесю, – мрачно пояснила Нора, – кто-то очень не хотел, чтобы она рассказала известную ей правду. Домработницы обычно бывают в курсе практически всех дел своих хозяев. Интересно, какой информацией она владела?