– Где швейную машинку взял?
– За фигом она мне нужна? – пожал плечами Лева. – На руках обработал, я лучше машинки строчу. Отстегивай сотню!
Задохнувшись от гнева, я выбрался из кабины и ткнул пальцем в звонок.
– Ваня, – поторопил Лева и выразительно потер большой палец указательным.
– Послушай, – взорвался я, – оцени ситуацию. Ты желаешь получить немалые деньги за то, что надел мой смокинг, предварительно изуродовав его! Не кажется ли тебе странным это?
Лева сдвинул брови, но тут распахнулась дверь, и на пороге появилась Галка, очередная домработница Коки.
– Здрассти вам, – поклонилась она, – позвольте польта забрать.
– Мы без верхней одежды, – ответил я.
– Польты отдайте, – твердила Галя, желавшая во что бы то ни стало исполнить роль образцово-показательной горничной.
Лева похлопал девушку по плечу.
– Успокойся! Лучше принеси вискаря с колой.
Галя метнулась по коридору налево, я же пошел направо, твердо решив выяснить отношения с наглым внуком Варвары чуть позднее.
– Вава, – замахала руками Николетта, узрев меня на пороге гостиной, – сюда, сюда, скорей.
Я, навесив на лицо самую счастливую улыбку, поплелся к золоченому, обитому бежевой парчой дивану, на котором восседала маменька. По мере того как я приближался, глаза Николетты темнели:
– Позор!
– Кому, – решил я изобразить идиота, – где?
– Ты – позор семьи, – уточнила Николетта, – что ты нацепил? Штаны! Ужас!
– Думаешь, мое явление в мини-юбке и сапогах-ботфортах произвело бы лучшее впечатление? – с самым серьезным видом осведомился я. – У меня был еще порыв надеть сильно декольтированное платье из тафты, но потом я все же остановился на брюках, они более традиционны.
– Вава! Ужасно! Я сейчас сгорю со стыда!
– Но почему?
– Ты пьян, как всегда! Господи, как трудно нести свой крест! Сначала всю жизнь боролась с нищетой, а когда наконец-то перестала считать копейки на геркулес, сын начал губить себя водкой.
– Николетта, я не пью!
– Никто из алкоголиков не признается в пагубном пристрастии, но мое сердце чувствует: ты в опасности, – трагически заявила Николетта.
– Я приехал на машине, – воззвал я к логике, которая непременно должна быть не чужда даже Николетте, – сам сидел за рулем, не качаюсь, не пахну спиртным, разговариваю внятно. Хочешь, произнесу скороговорку? Шла Саша по шоссе и сосала сушку.
– Кто шла? – напряглась Николетта.
– Саша.
– Она где?
– Кто? – не понял я.
– Саша, – процедила Николетта.
– Идет по шоссе, – схохмил я, – вместе с баранками!
Пальцы, унизанные кольцами с бриллиантами, вцепились в мое плечо.
– С ума сойти, – плаксиво протянула маменька, – ты связался с уличной проституткой и решил всех об этом оповестить. Иметь дело с девкой, которая бегает по проспекту с шаурмой в руке! Вава! Мне плохо! Воды!
Я медленно досчитал до десяти и улыбнулся.
– Николетта, успокойся.
– Позор! Явиться в простых штанах на свадьбу! Это плевок в сторону Зизи и Зузу.
– Но я с ними незнаком.
– Все равно! Сейчас увидишься, поздравишь! Кстати, где подарок?
– В прихожей, – соврал я.
– Твой вид – оскорбление для Коки! Она столько сил вложила в организацию праздника! Гирлянды, стол, торт…
На секунду меня охватило запоздалое удивление. Кто такие Зизи и Зузу, если Кока решила устроить свадьбу в своей квартире? Обычно маменькины приятельницы пляшут в пафосных ресторанах, а тут келейное торжество, фуршет без посадочных мест. Наверное, ни разу не виденные мною Зизи и Зузу – дальние и очень бедные родственники Коки!
– …а тут ты, в брюках, – мухой зудела Николетта.
– Вон там, у торшера, стоит некий субъект, – перебил я маменьку, – он тоже в самом затрапезном пиджачке, похоже, рваном.
Николетта прищурилась, затем больно ущипнула меня.
– Идиот! Это Жорж! Папа Зузу.
– И что? Ему простили лохмотья, а мне необходим смокинг? – проявил я подростковую строптивость.
– У Жоржа миллионы, – с придыханием воскликнула маменька, – он в списке «Форбс» и может себе позволить прийти на свадьбу в шортах и гавайской рубашке!
– На мой взгляд, папеньке невесты положен как минимум фрак, – уперся я.
– Зузу – мальчик, – подпрыгнула Николетта.
– Извини, не знал, но половая принадлежность брачующегося не влияет на одежду его родителя.
– Вава! Ты несносен! Отвратителен! Надеюсь, эта Саша сюда не заявится!
– Кто? – напрягся я.
– Саша!
– Который?
– Вава! – пошатнулась Николетта. – О боги! Теперь мне многое понятно!
– Что? – Я окончательно потерял способность ориентироваться в беседе.
Удивительно, каким образом Николетте удается за пять минут общения сделать из вполне нормального собеседника полувменяемое существо.
– Вот почему ты не женишься! Это все он!
– Кто? – тупо повторил я.
– Саша, – взвизгнула маменька, – сам сказал! Идет по шоссе в гости пешком, несет в подарок Зизи и Зузу сушки, а ты не хочешь ни пить, ни есть, пока твой… о боже… САША не явится к Коке! Вава! Милый! Умоляю! Только не обнимай его при всех! Мне не вынести позора! Вольдемар! Вольдемар!
– Я здесь, – вынырнул из толпы гостей отчим, – о, Ваня, привет. Шикарный пуловер, тебе идет голубой цвет.
– Голубой цвет, – взвизгнула Николетта, – как же я сразу не оценила шутку! Вольдемар! Вава в брюках и ГОЛУБОМ свитере! А Саша идет по шоссе с сушками, он скоро доберется сюда и упадет на мою голову! Пьяница и… нет, я не выговорю ужасные слова! Пьяница и… Беда! Горе! Несчастье! Ужас! Трагедия! Непоправимо!
– Дорогая, что случилось? – забеспокоился отчим.