Мэллит вцепилась в зеленую уздечку, рубином полыхнула дальняя неприятная звезда; лошадь с яростным визгом вскинулась свечкой, отшвырнув девушку назад в снег. Гоганни вскочила, и конь отпрянул, дрожа и злобно прижав уши. Он тоже предал…
– Ты обманул сам себя. – Мертвый стоял рядом, его губы кривила усмешка. – Я рад, что ты украл еще и это. Адриан не любил предателей. Теперь тебе не улизнуть даже к Ней.
– Оставь меня! – выкрикнула Мэллит. – Оставь меня, мертвый!
– Да, я мертв. – Гонт так и не открыл глаз, а луна опять стала красной. – И ты мой.
– Нет! – Она еще смогла оглянуться. Белогривая исчезла, только снежную простыню пятнала редкая цепочка следов. – Нет… Пожалуйста… Мэллит не сделала блистательному Удо ничего…
– Просишь? – Бледная щека дернулась. – Поздно!..
Он повернулся, и Мэллит повернулась вместе с ним. Перед ней была стена. Холодная, черная, страшная, а за ней – те, кто ворвался в отцовский дом и выпил из него жизнь.
– Удо Борн! Что вы здесь делаете?
Повелевающий Волнами! Один… Его люди глухи и слепы, но он услышал…
Мертвый поднял голову и застыл. Так собака ловит новый запах.
– Я знаю тебя, – сказал он, – ты мне не нужен.
– Разве мы перешли на «ты»? – Лица хозяина и гостя были равно холодны. – Госпожа баронесса, вы звали на помощь? Я не ошибся?
– Названный Удо мертв! – крикнула Мэллит. – Мертв!.. Его убил… первородный Альдо!
– Это не оправдывает его навязчивости. – Повелевающий Волнами скрестил руки на груди. – Госпожа баронесса, здесь слишком холодно, вернитесь в дом.
Мэллит повиновалась, хотела повиноваться, но что значат желания в Ночь Расплаты? Гоганни могла дышать, слышать, видеть, но не бежать.
– Идите, сударыня, – повторил Придд, – не ждите меня.
– Ничтожная не может, – холод и страх обвивали тело, норовя добраться до сердца, – мертвый не отпустит…
Повелевающий Волнами шагнул вперед:
– Только трус, будучи не в силах отомстить мужчине, срывает обиду на женщине. Удо Борн, вы трус или слепец?
4
Они стояли лицом к лицу, а над ними светила луна, полная, как в ночь Оллиоха, и вокруг нее цвел радужный круг. Они стояли, живой и мертвый, а потом мертвый открыл глаза, и Мэллит канула в синюю пустоту. Она не хотела, но что может унесенный ветром листок, подхваченная водоворотом щепка, увязший в трясине ягненок? Синева голодна и равнодушна, с ней нельзя спорить, ей нельзя противиться, она возьмет все…
– Оставь ее! Оставь, я приказываю тебе, вассал!
Кто это? Где? Где небо, где луна, где она сама? Холодно, надо идти, пока не ушла луна. Ночь Луны не терпит лжи, за все надо платить, но как же страшно, а Енниоль ушел. Ушел и оставил ставшую Залогом за свое и за чужое… Она должна, она согласилась, но ведь глупая не знала, как это больно!
– Выходит, смерть в самом деле слепа. Досадно, но через свою, не вредившую тебе кровь ты не переступишь! Мелания, назад! За меня!..
…Она вернулась! Она стоит на снегу за плечом Повелевающего Волнами, и он сжимает локоть недостойной. Его вторая рука вытянута, темные блестящие капли падают вниз. Красное на розовом… Луна утолит свой голод.
– Клянусь кровью: перед тобой – девушка.
– Ты первый Придд, что верен сюзерену. – Синяя пустота, как можно в нее смотреть?! – Жаль, твой король не стоит твоей верности.
– Ни один Придд не служил потомкам Бланш, но эта девушка под моей защитой. Это просьба Робера Эпинэ. Вы его тоже забыли?
– Я помню все, – синий взгляд потянулся к Мэллит, – ты…
– Я… – покорно откликнулась гоганни. Ей было холодно, она устала, как же она устала от крови, луны, страха…
– Нет, я! – Чужая рука с силой оттолкнула Мэллит назад. – Она за Альдо, я – за нее!
– Не надо! – Темные струйки днем были бы алыми. – Не надо! Ничтожная Мэллит недостойна жизни… Первородный Валентин, оставь дочь отца моего и живи!
– Нет! Удо Борн, ты слышишь? Разве Альдо говорит так? Разве он отвечает за свои преступления? Ты не видишь, так слушай!
– Ты… – Синий взгляд тяжелее горы, но Мэллит не станет прятаться за чужой долг!
– Я – Залог, нареченный Удо. Забери ничтожную и оставь своего убийцу без щита. Оставь другим убитым…
– Замолчите, баронесса! Вы слишком многим нужны живой. То, что связано, можно и развязать. Проклятье, да идите же наконец в спальню!
– Нет! – Мертвый прикрыл глаза, и Мэллит смогла вздохнуть. – Придд прав, мы развяжем завязанное… Пусть… девушка возьмет кинжал с твоей кровью, пока она горяча.
– Берите, баронесса. – В ладонь гоганни скользнула жесткая рукоять, и Мэллит невольно сжала пальцы.
– А теперь в сторону, брат. Девушка, иди ко мне. Смелее!
К нему?! Идти к нему? После всего…
– Ну же! Хочешь свободы – иди!
– Баронесса, решать вам. – Повелевающий Волнами отступил, зажимая рану, мертвый ждал молча, закрыв страшные глаза.
– Я иду. – Мертвые лгут, они голодны и помнят всё, но она не делала зла названному Удо, и она не хочет быть щитом лжеца и убийцы. Она пойдет, и да смилуется над ней луна. – Я иду…
Шаг, и красная, дымящаяся полоса позади, у нее больше нет защиты, она выбрала, только что? Свободу или синюю мглу? Черные стены, белый снег, красное небо и луна… Какая длинная ночь, какой короткий путь. Ноги скользят и стынут, рана на груди наполняется болью, наползает дурнота, но она почти пришла.
– Я, – говорит гоганни, протягивая мертвому рукоять, – я пришла.
– Ты, – отвечает Удо. Он высокий, выше Робера. – Ты…
Ледяные пальцы впиваются в руку, не давая отбросить кинжал, поток холода рвется к сердцу, вспыхивает сумасшедшая синь.
– Ты! – произносит Борн, всаживая клинок в свое молчащее сердце. – Ты свободна, девушка!
– Названный Удо! Зачем?!
– Иначе нельзя, – в пустой синеве прорезаются зрачки, – или я, или ты… Теперь все будет хорошо… Хорошо для всех!
Горячая волна слизывает холод, горячая и красная. Синь, белизна, зелень – все тонет в крови, а кровь уходит в песок, шелестят ветви, мчатся сквозь звездный дождь всадники, и песок становится снегом…
– Мэллица… Теперь я тебя узнал… Бедная ты, бедная…
Серые глаза – живые, знакомые, грустные. И улыбка… Такая же, как раньше.
– Блис… Удо, ты вернулся?
– Нет, Мэллица, я ухожу. Вынь кинжал, больно.
Рукоять была мягкой и теплой, как родившийся крольчонок. Мэллит неловко ее потянула и с клинком в руках отлетела назад, прямо в руки Повелевающего Волнами.
– Вот ведь, – посетовал Удо из дома Борнов, – раз в жизни встретил нелгущего Придда, и надо прощаться.