– О нет, – затряс паричком Капуль-Гизайль. – Это граф Ченизу. Он… старый друг баронессы, очень старый и очень верный. Он долго отсутствовал и вернулся несколько дней назад.

– Я слышал, – кивнул Робер. – Раньше этого человека звали виконт Валме.

И «этот человек» увязался за Вороном в Фельп, а вернулся урготским графом. Скотина!

– Не напоминайте ему об этом! – всплеснул ручками барон. – Эта рана еще свежа…

– Не беспокойтесь, – заверил хозяина Эпинэ, – но если госпоже баронессе угодно…

– Никоим образом! – Лицо маленького барона стало решительным. – Марианна ценит прошлое, но не в ущерб настоящему. Я надеюсь… Нет! Я настаиваю, чтобы вы чувствовали себя у нас, как дома, кто бы ни играл в карты в гостиной, а Марсель Ченизу – чудесный человек. Чудеснейший! Представьте себе, он завел себе собаку львиной породы. Это так необычно, но идемте же!

– Как вам угодно, – пробормотал Робер. Встреча с бывшим Валме не радовала, но повидать его не мешает. Конечно, если гость заявит права на хозяйку, будет не до разговоров, но тут уж решать Марианне, и только Марианне, а она вряд ли выберет того, кто предал Алву.

– Дорогая, – возвестил барон, пропуская гостя вперед, – смотри, кого я привел!

– Эпинэ! – проворковала баронесса, протягивая вперед обе руки. – Вы несносны! Я не видела вас целых два дня…

Восседавшая на юбках хозяйки левретка, разделяя возмущение Марианны, залилась визгливым тявканьем, но была немедленно подхвачена бароном и выдворена за пределы комнаты. Щелкнул замок, защебетала морискилла.

– Сударыня, – Робер поднес к губам нежные пальчики, на среднем горел присланный им рубин, – прошу меня простить, я пришел, как только смог.

– Драгоценная, – подал голос развалившийся в кресле высокий щеголь, – будьте милосердны! Увы, первые маршалы, в отличие от послов, почти всегда заняты.

– Дорогой Робер, – пропел Капуль-Гизайль, – разрешите вам представить графа Ченизу. Он наш старый друг.

– Рад вас видеть в добром здравии, герцог. – Щеголь поднялся из кресла и отвесил изящный поклон. – А вы изменились… Эта белая прядь надо лбом, она просто великолепна!

Может, и великолепна, Иноходец об этом как-то не думал, но выглядящий как причуда куафера бездельник и невыспавшийся маршал смотрят на жизнь разными глазами.

– Вы раньше встречались? – удивилась баронесса. – Я не знала.

– Очень давно. – Марсель не замедлил чмокнуть ручку красавицы. – Не уверен, что господин маршал меня помнит. В юности я пару раз заезжал в Эпинэ по приглашению брата вашего друга. Мы вместе были в Лаик, потом судьба нас развела.

Да уж, развела… Один лежит в Ренквахе, другой бродит по дамским будуарам и носит камзолы цвета персика.

– Я помню вас, – буркнул Робер, не зная, о чем говорить. За дверью раздалось царапанье и обиженное тявканье, оборвавшееся звенящим грохотом.

– Не обращайте внимания, – посоветовала Марианна, – это ни в коем случае не разбойники.

– Как сказать! – разволновался барон. – Там моя лучшая ваза. Среднегальтарский период… «Волк Агмарена на террасе Мечей»… Прошу меня простить.

Барон исчез за полускрытой обивочным шелком дверью. В этом доме не поймешь, где настоящая дверь, где – ложная. Баронесса засмеялась:

– Господа, я вас ненадолго покину. Боюсь, Коко потребуется моя помощь или утешение. Будьте благоразумны.

– Разумеется, – пообещал однокорытник Мишеля. Несмотря на полноту, он двигался ловко и изящно. Надо полагать, сказались балы и мистерии.

– Герцог, полагаю, вам следует знать, что Марианна не имеет обыкновения спускаться. Став урготским графом, я мог потеснить талигойских виконтов и баронов, но спорить с герцогом и маршалом не намерен.

– Вы откровенны, – протянул Робер, разглядывая холеное, обрамленное русыми локонами лицо.

– Разумеется, – улыбнулся Ченизу, или как его там теперь, – ведь я же дипломат, а дипломаты, когда нет другого выхода, всегда откровенны.

– Когда вы переедете в свой особняк? – Зачем он спрашивает, не все ли равно, когда сынок Валмона займет отцовский дом.

– Мой особняк? – Щеголь знакомо, слишком знакомо поднял бровь. – Вы шутите? В посольстве намного удобней, и потом, став ласточкой, нельзя остаться борзой. Тот, кто этого не поймет, уподобится не собаке, но нелетающей птице. Я имею в виду курицу.

– У вас странная логика, граф, – произнес подхваченную у кого-то фразу Робер, – но она не лишена смысла.

– Еще бы. – Валме усмехнулся и щелчком расправил кружева цвета топленого молока. – Признайтесь, я вам неприятен?

– Неприятен? – переспросил Эпинэ, борясь с искушением согласиться. – Вы были гостем моего брата, сейчас вы посол дружественной державы. Почему вы должны быть мне неприятны?

– Ну, потому же, почему я неприятен Мевену. – Посол Фомы ослепительно улыбнулся. – Военные плохо понимают людей, ценящих собственную жизнь, и совсем не понимают тех, кто ценит комфорт. А я ценю, чего и вам советую.

– Марсель! – Золотистая дверца распахнулась, и в комнату ворвался истошный визг, перемежаемый дружелюбным урчаньем. – Марсель! Скорее… Коко не в состоянии спасти Эвро из пасти вашего чудовища…

Глава 6 Старая Придда

400 год К.С. 9-й день Зимних Ветров

1

Крыши, стены, карнизы, шпили ослепительно и весело искрились. Соль в Гальбрэ тоже сверкает, но ее блеск и снежное северное мерцание рознились, как звериный оскал и девичья улыбка. Зимний день в Старой Придде дарил радость, яркую, неожиданную и звонкую, словно в детстве или во сне.

– Я обещал вчера солнце? – осведомился подкравшийся Вальдес. – Обещал или нет?

– Обещал, – честно признал Луиджи, – и тебе поверили.

– Они меня знают, – Кэналлиец удовлетворенно кивнул, – а драться полезней с утра и на свежем воздухе.

– Таким утром уместней стихи писать. – Луиджи запрокинул голову, глядя на облитые светом флюгера. – Одна беда, холодно, долго не простоять.

– Моя бергерская половина с тобой не согласна, а марикьярская уповает на бергерские же одежки. Бери с нее пример и не бойся.

– Я не боюсь, – засмеялся фельпец, – но у тебя одна половина мерзнет, а у меня – обе.

– Я пошлю гонца госпоже Гогенлоэ, и она завалит тебя шерстяными подштанниками. Ради дочерей. – Вальдес подхватил Луиджи под руку и поволок на верхний двор. Там солнца было еще больше, солнца и синевы.

– Мы первые. – Луиджи оглядел утоптанный снег и бороду сосулек на карнизах галереи. – Пока все соберутся, я успею…

– Жениться, – услужливо подсказал Вальдес.

– Я тебе четыреста раз говорил, – огрызнулся фельпец, – я никогда не женюсь. После Поликсены я не смогу привязать себя на всю жизнь к какой-нибудь женщине!