Не мне вам объяснять, что за неудачную кампанию пришлось бы отвечать. Вопрос – кому. Тому, кто вынудил Готфрида начать войну, или тому, кто не смог взять Хексберг? Бермессер и его дружки постарались бы свалить все на вас. С помощью гайифских денег и при отсутствии в Эйнрехте Бруно это им бы, скорее всего, удалось. К весне Бермессер был бы адмиралом цурзее. Подлецы и бездари ведут себя одинаково во всех армиях. Первое, что бы он сделал, это вышвырнул с флота тех, кто знает ему цену, и тех, кто умнее его. Накануне летней кампании Западный флот остался бы даже не без головы, а с ее противоположностью, что весьма облегчало задачу Альмейды. Не сомневаюсь, вы догадались, какую именно.
– Полагаю, что да, – негромко сказал дрикс, – флот Талига будет разорять побережье, чтобы вынудить его величество усилить прибрежные гарнизоны за счет центральной армии.
– Я рад, что вы это понимаете, – и Рудольф действительно был рад, – но случилось неожиданное. Вырвавшиеся из бухты корабли погибли во время шторма. Судьба развязала Альмейде руки, и возвышение сторонника войны, каким бы бездарным тот ни был, стало Талигу без надобности. С другой стороны, казнь труса и, весьма вероятно, предателя заставит его приятелей притихнуть. Вы и ваш адъютант хотите, чтобы Бермессер и Хохвенде ответили за все?
Дрикс с трудом поднялся:
– Неважно, чего хочу я. – Жесткое лицо, серые глаза, одно слово, север. – Последним желанием Адольфа… фок Шнееталя и офицеров «Ноордкроне» было отправить Бермессера на плаху. Об этом мне рассказал мой адъютант. Если Создатель даст мне или Руперту возможность исполнить волю погибших, мы сделаем это без колебаний.
4
– Теньент Сэ! – Вопль был оглушительным и визгливым одновременно. – Теньент Сэ! Это вы?
– Кто это? – не понял Руппи, с удивлением разглядывая вошедшую в арсенал пару. Очень странную. Первый, тощий и длинный, с маленькой головой, напоминал сразу ужа и богомола, вторым был очень молодой, безукоризненно одетый полковник.
– Первый – наш местный ужас, – шепнул Савиньяк, – второй – тот самый мерзавец, о котором вы спрашивали.
Руппи кивнул. Полковничью перевязь в двадцать с небольшим на его памяти получали либо герои, либо шаркуны и проныры. Видимо, в Талиге дело обстояло так же.
– По приказу монсеньора регента! – Богомолоуж с недовольным видом уставился на Руппи. – Показываю полковнику Придду замок и знакомлю с офицерами. Господин полковник, представляю вам теньента Сэ.
– Благодарю вас. – Упомянутый полковник слегка наклонил голову, но руки не подал. – Мы знакомы. Более того, мы вчера уже встречались. Виконт, вас не затруднит представить меня вашему товарищу?
– Охотно, герцог, – оскалился Савиньяк. – Это – Руперт фок Фельсенбург. Руперт, представляю вам герцога Придда. Он только что из столицы.
Герцог Придд непринужденно поклонился, напомнив изяществом манер Хохвенде.
– Весьма польщен знакомством с виднейшим аристократом Дриксен. Надеюсь, вы здесь не скучаете?
– Никоим образом! – Поклон Руппи был не менее придворным. – Могу я узнать имя вашего спутника?
– Виконт Понси, – назвал богомолоужа столичный герцог. – Переведен в Старую Придду из Тронко по ходатайству губернатора Варасты.
– К вашим услугам! – с крайне недовольной миной проорал Понси и замолчал, сверля Руппи откровенно неприязненным взглядом. – Желаете осмотреть арсенал?
– Мы его уже осмотрели, – холодно бросил Арно, – так что не смеем вам мешать. Понси, не знаю, известно ли тебе, что полковник Придд большой ценитель поэзии. Разговор о сем предмете обрадует его больше, чем вид оружия.
– Вы правы, теньент, – полковник предпочел не понять намека, – вид лежащего без пользы оружия и в самом деле печален. Помнится, у Веннена на эту тему был неплохой сонет, к несчастью, я запамятовал первые строки. Господин Понси, вы мне не подскажете?
– Веннен – это хлам для старьевщика! – Настырный голос стал еще пронзительней. – Его помнят только из-за менторов! Нам насильно навязывают отжившие вирши, все эти сонеты и рондели. Можете считать меня невеждой, но я горжусь тем, что выбросил их из памяти!
– Как интересно, – столичный герцог напоминал Хохвенде все сильнее, но Руппи заставил себя улыбнуться, – тем не менее старое не забудут, пока не придет новое. Кто же пришел на смену Веннену?
– Марио Барботта! – Похоже, этот Понси тихо говорить не умел. – Он покончил с косной формой, дав дорогу чувству и смыслу, выплеснув то, что на душе у каждого мужчины!
– Вот как? – удивился виконт Сэ. – Вас не затруднит привести пример того, что на душе у здесь присутствующих, которые, если я только не ошибаюсь, являются мужчинами.
– Я презираю вас всех! – Руппи вздрогнул от неожиданности, но это было не оскорблением, а стихом:
Тех, кто меня ненавидит,
Вы подрубили мой ствол
Злобным своим топором,
Я так мечтал полюбить,
Я в вас коварства не видел,
Вы же отвергли меня
И насмехались тайком.
Да, я от вас ухожу,
Пусть на замшелой поляне
Высится горестный пень,
Полный несбытых надежд,
Вы оттолкнули меня,
Нет вам вовек оправданья,
Я ж не склоню головы
Перед ухмылкой невежд!
Мой изувеченный стих
Мечется загнанным зверем,
В битве с чужою враждой
Сердце пробито мое,
Я вас хотел полюбить,
Больше в любовь я не верю,
Кровью на злом топоре
Щепки, смола и корье!
– Печальная история, – встрял в разговор Придд, – меня поразили несбытые надежды господина Барботты, но до сегодняшнего дня я знал лишь одного… ммммм, мужчину, способного испытывать подобные чувства. Впрочем, насколько мне известно, он их еще не испытал.
– Не могу не согласиться, – не выдержал Руппи, сам не зная, кто его больше бесит: столичный шаркун или поклонник Барботты, – отвергнутая любовь перерождается в ненависть только у ничтожеств, а кричат об этом прилюдно лишь глупцы. «Тот, кто свою лелеет боль, не стоит имени мужского…»
– Веннен, – усмехнулся Савиньяк, – вольный перевод из Иссерциала. Несколько иная точка зрения, чем у певца пней.
– Вы не представляете, как Марио Барботта работает над своими творениями! – завопил Понси. Может, он глухой? Глухие всегда орут. – Он с пером в руках перечитал все вирши Веннена, делая пометки на полях, с тем чтобы никогда не писать подобным образом!
– Бессмысленная трата времени, – заметил теньент. – Господин Барботта и так никогда и ничего подобным образом не напишет.
– Почему? – давясь злым смехом, спросил Руппи. – Почему не напишет?
– Видите ли, – поймал мяч Сэ, – есть несколько причин, но главная в том, что Барботта не Веннен и никогда им не станет. Ему нечего бояться.